От первых фанфар до победного рева трибун время на скачках пролетает мгновенно. Десять лошадей мчатся, выкладывая все силы. Миля и еще три четверти — короткая дистанция, нет времени сосредоточиться. Но, с другой стороны, само время тянется бесконечно долго, все напряжено внутри, и сердце, кажется, остановилось в ожидании результата — победы или проигрыша.
На Продьюс Стейке Рэк летел как ветер. Он воплощал собой мужество и отвагу, словно настоящая буря, он не знал удержу. Я следила за ним неотрывно, боясь отвести взгляд. Рута стоял рядом со мной, про себя он читал молитвы. Но победа ускользнула от Рэка — не хватило доли секунды. Он не отступил, ни на мгновение не ослабил усилий, но на финише мощный коренастый мерин обошел его, и я выдохнула — выпустила воздух из легких, точно пробитый воздушный шар.
— Но ты видела, как он был близок к успеху? — сказал Рута, когда пыль осела, и мое сердце снова вернулось в прежний ритм. — Я уверен, в следующий раз Рэк вспомнит об этом, он обязательно прибавит.
— Не думаю, что на лошадей это действует.
Я старалась собраться с мыслями, обдумывая следующую гонку — если, конечно, владелец Рэка, Оджилви, продолжит со мной сотрудничать.
— А почему нет?
— Не знаю. У них нет такой памяти, как у нас. Каждая гонка для них — точно с чистого листа.
Однако когда мы встретились с Оджилви, оказалось, что он придерживается того же мнения, что и Рута.
— Вы видели, как он был близок к победе? — повторил он слова моего помощника. — В следующий раз он станет первым.
И Рэк стал первым.
Остаток 1925 года прошел для нас успешно. Мои лошади выигрывали и занимали призовые места достаточно часто, так что очень тесный мирок владельцев лошадей и тренеров в Найроби заговорил обо мне и моих достижениях. Меня готовы были принять в сообщество, моя популярность росла. Ди звал меня назад, в Сойсамбу, твердя, что место в его конюшне для меня найдется, когда бы я ни пожелала. Бен Беркбек написал мне письмо, в котором предлагал тренировать его лошадей. Таким образом, я постепенно завоевывала признание в колонии, возрождая былую славу моего отца. На одной из гонок я внезапно увидела на трибуне мать в какой-то немыслимо высокой шляпке с перьями. Она явно пришла поддержать меня. Однако я до сих пор не могла ясно ответить себе на вопрос, кто она для меня и что значит в моей жизни. Я никак не могла взять правильную ноту в общении с ней, постоянно ожидая подвоха. И полагала, что вряд ли мне это когда-нибудь удастся.
— Я чувствую гордость, когда вижу, что ты так преуспела, — сказала Клара, отыскав меня после заезда. — Мои поздравления, дорогая.
Мы отошли. Я наблюдала, как она потягивает из трубочки ярко-розовый коктейль, и слушала рассказ о ее жизни. Она обосновалась около Эддорета. Жила с Дики и младшими мальчиками. Очень старалась помочь Дики свести концы с концами, но безуспешно.
— Жаль, что я сейчас в трудном положении, — ответила я и сама удивилась своим словам. Я сразу вспомнила Беркли — возможно, он был прав, когда говорил о семье. Мы никогда не теряем связи с близкими людьми. Как и с теми, кого мы любим. Не в буквальном, конечно, смысле. Чувства, которые я испытывала к Кларе, изначально были очень запутанные, неразрешимо противоречивые. Хотела я того или нет, но призрак ее предательства преследовал меня. Но в то же время мне казалось неправильным обходить ее стороной и игнорировать ее нужды.
— Я чем-то могу помочь? — все-таки спросила я.
— Мы справимся, — ответила она с необыкновенной для нее стойкостью. Затем она допила коктейль и, уже уходя, вдруг добавила:
— Я думаю, это по-настоящему важно, что ты наконец-то получаешь то, что на самом деле заслужила.
Победы действительно следовали одна за другой. Мой финансовые дела наладились, и я наконец-то смогла выплатить Руте вознаграждение, которое он заработал. Его жене я подарила новые туфли и кухонную посуду. Себе я купила удобную кровать и даже отложила деньги на машину. Однако я не собиралась расслабляться и слишком полагаться на везение.
Точно такие же мысли посещали меня и относительно Дениса. Каждое мгновение с ним для меня было украденным, а потому желанным и упоительным вдвойне. Я решила пользоваться мотоциклом Карен, чтобы навещать его, когда он находился в Мбагати. Постепенно дрожание мотоцикла подо мной, подскакивание на ямах и камнях в клубах красной пыли — все это неразрывно соединилось в моем сознании с ощущением его близости. И то и другое было очень опасно, и то и другое требовало смелости и являлось своего рода прегрешением. Карен просто лопнула бы от злости, если бы узнала, что в ее отсутствие я появляюсь в Мбагати и провожу время в объятиях ее возлюбленного. Но я старалась не думать об этом, не думать о ней вообще. Если бы я задумывалась, мне пришлось бы отказаться от Дениса, а это было намного хуже.