Я почувствовала, что вот-вот заплачу, — горький комок встал в горле. Я ненавидела себя за это. Сколько я ни пыталась вытравить мать из сердца, но даже спустя столько лет она еще была способна вызвать у меня отчаяние. Я пыталась перебороть себя, но чувства, поднимающиеся изнутри, захлестывали меня, так что я подумала, что, может быть, я все это просто сочинила, чтобы успокоиться. И вовсе не пережила отъезд Клары, как объясняла себе сама, просто рана слегка затянулась. А теперь заболела вновь. Возможно, все попытки стать сильной и непобедимой — это всего лишь темные засохшие корочки на том глубоком шраме, который так и не зажил. Охота на леопардов, дерзкие поступки и непослушание, захватывающие скачки по саванне на Пегасе, когда скорость пьянила, а чувство свободы переполняло меня… Как бы то ни было, но сообщение о возвращении Клары перевернуло все внутри меня.
— Ты считаешь, я должна вежливо встретить ее и помочь здесь обосноваться? — спросила я Ди. — Так, как будто ничего и не произошло?
— Не знаю, что и сказать тебе, Берил. — Он пожал плечами. — Она совершала ошибки, мы все их совершаем время от времени. Делай, как ты считаешь нужным. — Он встал и, подойдя ко мне, положил руку на плечо. — Уверен, ты все сделаешь правильно.
Если Ди был в этом уверен, то я — далеко нет. Меня одолевали сомнения. Я никак не могла понять, как же поступить. Телеграмма Клары, как яд змеи, продолжала причинять мне боль и мучения, будила ненужные воспоминания. Обида, что только спустя столько времени я узнала правду об ее отъезде из колонии, не оставляла меня. Эта загадка не давала мне покоя много лет.
Я прекрасно понимала, почему отец ничего не сказал мне, понимала его чувства и желание преуспеть в своем деле, но я не могла отделаться от досадного ощущения, что он все-таки должен был открыть мне истину. Она ведь бросила не только его, меня она тоже бросила. Ее отъезд полностью изменил нашу жизнь, все перевернул вверх дном. И вот теперь она возвращается? Для чего? Казалось, в этом нет смысла. Почему она вдруг решила, что сможет найти себя в Кении, откуда она совсем недавно просто бежала без оглядки? Да еще осмелилась просить меня о помощи? Почему я должна была брать на себя ответственность и заботу о ней?
Я была настолько рассержена и ошеломлена телеграммой от Клары, что мне очень хотелось отказать ей, пусть устраивается сама, как сможет. Но она была не единственная, о ком приходилось думать. Клара не упомянула в телеграмме о Дики, однако она написала «мальчики» — это означало, что у нее с Гарри были дети. Теперь эти мальчики остались без отца и окажутся в совершенно незнакомом, враждебном мире. Как они будут жить, как у них все сложится?
Пока я мысленно препиралась с Кларой, в памяти неожиданно всплыл Денис. При нашей встрече он упомянул о баронессе и о том, что у нее в поместье есть домик, который сейчас пустует. Он приглашал поселиться в нем меня, — так, дружеский визит, — но это оказалось как нельзя кстати. И хотя я так до конца и не поняла, стоит ли мне помогать Кларе, но как-то так сложилось, что ее письмо и предложение Дениса совпали по времени. Все сошлось, как будто так и было задумано. Словно все это время мы трое были связаны невидимыми нитями, а теперь эта связь проявилась, и что-то изменить уже невозможно.
Я решилась. Сказав Бою и Ди, что буду отсутствовать несколько дней, я отправилась в конюшню и оседлала Пегаса. Приняв решение, я почувствовала облегчение. Я еще не представляла до конца, как все сложится, когда Клара появится в колонии, но во мне созрело желание увидеться с Денисом и, возможно, рассказать ему эту историю. Стоял теплый, солнечный день. Я села верхом на сильную, прекрасную лошадь. И у меня был готов план.
Глава 23
Ферма Карен Бликсен располагалась в двенадцати милях к западу от Найроби, вдоль поднимающейся в горы, изрезанной колеями дороги. Высота здесь была на несколько тысяч футов больше, чем на ферме Деламера или Джока. Склоны, поросшие лесом, венчали острые пики, упиравшиеся в бледно-голубое небо. В широкой долине, раскинувшейся вдоль дороги, яркими вспышками полыхали оранжевые лилии — дикий сорт, попадающийся здесь всюду, особенно после дождя. В воздухе ощущался их сладкий аромат, а также аромат цветущего белыми соцветиями кофе, чем-то напоминающий запах жасмина. Все, казалось, мерцало и переливалось вокруг — совсем как в рассказе Дениса.
Я нисколько не сомневалась, что баронесса согласится предоставить домик матери — ведь он все равно пустовал. Но в то же время я чувствовала неловкость, что приехала без приглашения, ведь мы с ней незнакомы. Поселенцы жили в Кении разрозненно — их разделяли большие пространства, и гостям всегда бывали рады, когда бы они ни появились. Но я не знала, упоминал ли Денис обо мне, какие у них с баронессой были отношения. Меня подталкивало любопытство, в то же время я чувствовала к баронессе неприязнь — предвестие куда более серьезного чувства, ревности.