— Фрэнк? — Теперь уже удивилась я. Я знала его — это был старый друг из колонии, владелец конюшни. Отец хорошо знал его, когда я была еще ребенком. Мы с Коки случайно встретились с ним примерно месяц назад на одной из вечеринок в Лондоне. Вокруг него вилась целая стайка безупречно одетых лондонских «львиц». Казалось, он не проявил ко мне никакого интереса, ну разве что спросил, как там Клатт. А я и понятия не имела, как он.
— У Фрэнка доброе сердце, — заметила Коки.
— И полные карманы денег, — добавила я грустно.
— Если честно, Берил, одно не исключает другое, — поправила меня Коки. — Когда я рассказала ему, очень осторожно, в каком трудном положении ты оказалась, — продолжила она, — он просто настоял на том, что должен оказать помощь.
— Именно это ты имеешь в виду под словом «спонсор», — догадалась я. — А что он хочет взамен?
— Ну, не думаю, что у него есть какие-то скрытые мотивы. — Коки пожала плечами. — Возможно, он хочет прогуляться с тобой, появиться в обществе, когда ты поправишься. Ничего ужасного в этом нет.
Коки говорила искренне, для нее действительно ничего ужасного во всем этом не было. Но мне была ненавистна сама мысль о том, что я должна быть обязана какому-то благодетелю, вне зависимости от того, что он от меня желал взамен. Я бы не нуждалась ни в чьей помощи, если бы только могла себе это позволить. Но я не могла. И не видела никакого иного способа выйти из создавшейся ситуации, во всяком случае, в обозримом будущем.
— Давай поедем в Лондон, — решила я. — Я попробую поладить с ним.
— Я бы не хотела, чтобы ты поняла Фрэнка неверно, дорогая, — забеспокоилась Коки. — Я уверена, ты сможешь держаться с ним свободно. Он не будет тебя принуждать.
— Это не имеет значения, — ответила я спокойно. — Мне терять нечего.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 34
Порт Момбаса был живописен и полон суеты, как обычно. Множество грузовых и рыболовецких судов стояли в доках и на рейде. На палубах громоздились тюки сушеного акульего мяса, корзины с блестящими угрями. Прогретая солнцем полукруглая набережная была запружена телегами, запряженными быками. Желтые и розовые домишки теснились на склонах холмов, их бледно-зеленые крыши контрастировали с толстыми стволами баобабов, почти фиолетовыми. В воздухе смешались запахи рыбы, пыли, навоза. Вся эта круговерть вызывала у меня ощущение восторга, когда, стоя на палубе, я видела, как родной берег становится все ближе, все яснее в своей первозданной необузданности. На моей шее покоилось ожерелье из массивных, блестящих жемчужин. Я была одета в белое шелковое платье, подогнанное точно по фигуре. На поручне рядом с моей рукой лежала рука Фрэнка. Он имел право находиться здесь — я стала его содержанкой.
— Как ты полагаешь, мы останемся в Момбасе на несколько дней? — спросил он. — Или сразу поедем вдоль побережья на машине?
Он стоял рядом, его круглый, как арбуз, живот упирался в белые окрашенные перила. Официант принес нам по бокалу вина. Он отпил немного и внимательно посмотрел на меня, слегка наклонившись, так что я отчетливо видела морщинистый шрам под его правым глазом, закрытым черной накладкой. Он потерял глаз во время охоты несколько лет назад, и, хотя повреждение придавало ему довольно суровый вид, он не был суров. По крайней мере, ко мне.
— Я бы хотела оказаться дома, — ответила я.
— Полагаю, все россказни и слухи давно затихли, — проговорил он. — Прошло полгода.
— В колонии это целая жизнь, — согласилась я. В душе я очень надеялась, что так оно и было. На одном их толстых коротких пальцев Фрэнка поблескивало золотое кольцо с голубым бериллом. Он приобрел его в Лондоне и с восторгом мне показывал.
— Чистый берилл бесцветен, — говорил он, — но этот был просто восхитителен.
— Он похож на африканское небо, — предположила я.
— Он похож на тебя.
Слова Фрэнка звучали очень романтично, но меня гораздо больше трогало его ровное заботливое отношение, его верность и вера в меня — это имело большое значение. Он хотел дать мне то, что я желала больше всего получить, — а именно вернуться в Кению. С тех пор как мы сошлись не без помощи Коки, Фрэнк только и говорил о том, как мы приедем домой и он откроет для меня свою конюшню. Я смогу тренировать лошадей ради собственного удовольствия, это меня ни к чему не обязывает — во всяком случае, так он обещал, а до сих пор он обещания сдерживал. Уже вечером мы сядем на поезд до Найроби. А затем на машине сможем добраться до Найтсвика — ранчо Фрэнка, располагавшегося у подножия Мау Эскарпмент. Там я смогу снова начать тренировать лошадей.
— Ты счастлива? — спросил Фрэнк, когда судно вошло в гавань. Это был «левиафан», окруженный мусором, обломками, мельканием всевозможных цветов и шумом. Беспорядочная какофония Момбасы, пальмы с кривыми стволами, красный песок и бледно-голубое высокое небо. Стивидоры выбросили на берег длинные канаты, чтобы причалить, каждый — толщиной с мужскую ногу.