Облетая солнце

— Это ребенок Дениса, — сказала я. Слезы текли у меня по щекам, падая на воротник взятого напрокат пальто.

— Ребенок Дениса? — переспросила Коки. — О, дорогая! Я даже и представления не имею, как там дома все запуталось. А ты не хочешь… сначала сказать ему?

— Нет, это бесполезно. — Я покачала головой. — Ты представляешь, чтобы он вдруг на мне женился? Карен также не имеет ни малейшего представления обо всем этом. Я полагаю, такая новость разрушит ее счастье, да и счастье Дениса тоже. Я не хочу этого. Я должна как-то справиться сама.

— О! — воскликнула Коки, а затем прикусила губу. — Я бы хотела как-то облегчить твою участь, дорогая, — произнесла она сочувственно. — Взять на себя часть боли, которую ты испытываешь.

— Это никто не может. В любом случае, я сама виновата. Я все выдержу одна.

— Не глупи, Берил, — уговаривала она меня. — Ты же еще почти дитя.

— Нет, уже не дитя, — ответила я. — Больше нет.

Глава 33

Я поправлялась, если можно так сказать, в Доркинге у Боя и Дженесс. Я сказала им, что меня свалила лихорадка, и позволяла им выводить меня подышать свежим воздухом под ветвистым платаном. Я пила литрами английский чай с молоком, старалась читать журналы, чтобы унять печаль и боль в сердце. Хотя разумом я понимала, что приняла единственно возможное решение, понимание этого вовсе меня не успокаивало. Вместе с Денисом мы создали новую жизнь, надежду, будущее, а я уничтожила ее по собственной воле. В добавление ко всему не было даже призрачной надежды на то, что моя беременность осчастливила бы Дениса и он захотел бы жениться на мне, все это усиливало мою хандру. Мир был устроен так, что никого не интересовало, что я хочу, о чем мечтаю. Для мечты в нем не было места.

Несколько раз в день я спускалась с холма к живой изгороди и возвращалась назад по тропинке, пытаясь привести себя в чувство, но снова и снова натыкалась на все те же невеселые мысли. Я решила, что Денис никогда не узнает, что я носила под сердцем его ребенка, — ужасный секрет. И Карен, конечно же, тоже. Но мы настолько тесно были связаны, что я не могла избавиться от тревожных мыслей.

Свет в Доркинге был тусклый, неровный, не то что в Кении. Над платаном парили тетеревятники — совсем не гордые орлы Нгонга. Однако каждый день, несмотря на окружающую обстановку, я мысленно возвращалась домой, стараясь не замечать окружающей меня действительности. Как ни странно, в газетах очень много писали о Кении. Девонширская газета сообщала, что, несмотря на отчаянное противоборство Комитета бдительности, африканцы все громче заявляли о своих правах. Что же касается азиатов, то они, судя по всему, в ближайшем будущем могли рассчитывать на то, чтобы играть существенную электоральную роль и даже получить земли в горной местности. Было ясно, что подул ветер перемен — весьма угрожающих перемен, — и, хотя все эти проекты еще были далеки от осуществления, само упоминание о подобном развитии событий шокировало.

— Ты знаешь, в «Таймс» все время пишут о том, какие ненасытные и жадные эти поселенцы, то есть мы, — сообщила мне Коки, приехав навестить меня в конце мая. — Как мы испортили колонию и пустили на ветер все, что нам якобы доверили. Но им все время приходится печатать карту Кении, прежде чем они начинают рассказ. — Она перевернула газету. — Иначе лондонцы вообще не поймут, где это.

— Это не имеет значения, — ответила я, чувствуя растерянность. — Никто не может дробить Африку или даже защитить ее. Она не принадлежит никому.

— Кроме африканцев, ты имеешь в виду? — спросила Коки.

— У них больше прав, чем у нас, — ответила я. — Хотя, может статься, мы все слишком много на себя берем, полагая, что нам принадлежит хотя бы малая доля.

— Ты собираешься домой? Об этом ты сейчас думаешь? — догадалась Коки.

— Я бы поехала, но как? — Я взглянула на луг, над которым медленно парил ястреб, точно небольшой самолет, скользящий по воздуху без всяких видимых усилий. — Если бы у меня были крылья. — Я глубоко вздохнула. Невысокая каменная стена, разрезающая ярко-зеленое поле, выглядела очаровательно. Местами она была разрушена, местами покрыта мхом. Я прогуливалась вдоль нее, не спеша, растирая пальцами хрустящие прошлогодние листья.

Я вспоминала Дениса и ночь в Кекопи. Он был нежен со мной, в нем не было ни капли фальши. Он смотрел мне в глаза и читал в моем сердце, в моей душе — для него не было тайн, кто я такая. Я тоже понимала его, понимала его суть и что на самом деле он не мог принадлежать никому. Однако это понимание мне нисколько не помогало. Сердце мое было разбито и кровоточило. Я все больше приходила к мысли, что ничто не поможет мне излечиться — только возвращение домой. И я должна была найти способ сделать это. Коки подошла ко мне и присела на край стены.

— Как ты раздобыла деньги? — спросила я ее. — На доктора?

— А зачем тебе знать? — удивилась она.

— Не знаю. — Я пожала плечами. — Пожалуйста, скажи.

— Фрэнк Грэсволд, — призналась она.