Однако ничего подобного не случилось. Я чувствовала, что со мной что-то неладно, и это явно не имело отношения к запору. Поблагодарив Коки, я снова направилась в Доркинг. Я надеялась отдохнуть от города и вечной спешки.
Бой и Дженесс встретили меня радушно, как и в первый раз. Они относились ко мне очень терпеливо. Но однажды утром, когда я спала в своей уютной кровати, все мои недуги — тошнота, головокружение и усталость — навалились на меня вместе. К тому же я заметила, что полнею и взятая в долг одежда становится мне тесной. Я пыталась вспомнить, когда в последний раз у меня были месячные, и не могла этого сделать. Приподняв одеяло, я ощупала талию — она заметно расширилась в размерах за последние несколько недель. Я списывала все на сладости, но в этот момент мне, как никогда, стало ясно, что дело в другом. Правда предстала передо мной во всей своей неприглядности. Я была ошеломлена. Упав на подушку, я ощущала, как комната кружится вокруг меня, точно я каталась на карусели. Предохраняться было чудовищно трудно. Хотя после войны появились презервативы, они были жесткие и грубые и очень быстро рвались. По большей части мужчины старались прервать половой акт до важного момента, а женщины избегали самых опасных дней в месяце. Так я и делала, когда мы были близки с Боем. Но с Денисом все произошло так стремительно, что я даже не успела ни о чем позаботиться. И вот теперь я попала в ужасное положение. Если бы я находилась дома, я бы отправилась в деревню аборигенов к чернокожей женщине и попросила бы у нее чай из болотной мяты или можжевельника — и проблема была бы решена. Но здесь, в Англии? Сжавшись в клубок в постели, я думала о Денисе. Это было жестоко, что одна ночь в его объятиях обернулась для меня такой катастрофой. И я вовсе не имела возможности обманывать себя, предполагая, что он будет рад узнать о будущем ребенке. Семейная жизнь была для него тюрьмой — он дал это понять с самого начала. Но что оставалось делать мне? Мне исполнился двадцать один год. У меня не было мужа, на которого я могла бы рассчитывать. Не было родителей, чтобы с ними поговорить и спросить совета. Я находилась в тысяче миль от родных мест, от своего дома. Кроме того, время явно работало против меня.
В тот же день, собравшись с духом, я попрощалась с Боем и его женой, поблагодарила их за доброту и села на поезд в Лондон. Сердце мое замирало от ужаса, но я старалась держаться.
Врач Коки был очень удивлен, увидев меня снова. И смущен, надо отметить. Он уже прописал мне пить рыбий жир и был уверен, что я поправилась. И вот я опять перед ним, точно бродячая кошка под окном. Однако те несколько недель, которые прошли после моего посещения, ясно обозначили проблему. Коки ждала в небольшой приемной, я же лежала на столе, крепко зажмурив глаза. Пока доктор засовывал в меня какие-то инструменты, я старалась думать о Нджоро, вспоминала старую дорогу, тянущуюся среди золотистых маисовых полей на холм, спокойное, ясное небо и мириады пылинок, колышущихся в утреннем зное. Если бы я только могла снова оказаться дома, я бы вынесла все, что угодно.
— Прошло несколько месяцев, — сказал доктор, когда я села. Он прокашлялся и отвернулся, сердце у меня оборвалось.
— Как вы не заметили раньше? — Коки почти закричала на доктора, когда он огласил свой вердикт еще раз — для нее. Мы вышли из процедурной и сидели в кабинете, залитом тусклым апрельским светом. На широком столе, обитом кожей, — запачканная темно-синими чернилами промокашка. Рядом с моими ногами — чистенькая мусорная корзина, которая, похоже, еще не видела настоящего мусора.
— Это не точная наука, — пытался оправдываться доктор.
— Пять недель назад вы уверяли, что у нее всего лишь запор! Вы не осматривали ее по-настоящему, — возмущалась Коки. — А теперь все зашло слишком далеко.
Пока Коки отчитывала доктора, я сидела молча, не проронив ни слова. Окружающие предметы расплывались у меня перед глазами, словно я находилась в каком-то тусклом тоннеле.
— Некоторые молодые женщины в подобных обстоятельствах отправляются во Францию, — сказал доктор, стараясь не смотреть на нас.
— А что, на это есть время? — спросила я. — На Францию?
— Похоже, что нет. — Он вынужден был признать. Потом, слегка поколебавшись, сообщил адрес, добавив: — Я вас туда не направлял. Я вообще вас больше не видел.
Я имела лишь смутное представление о местах вроде того, куда меня направил доктор. Я только знала, что там «могут позаботиться» о женщинах, попавших в беду. По пути домой я дрожала, меня охватила паника.
— Я не имею представления, где взять деньги на все это, — призналась я Коки.
— Я знаю, — ответила она коротко, а затем глубоко вздохнула и сжала мою руку. — Надо подумать, — добавила, глядя в окно.
Однако долго думать времени не было. Уже через два дня мы оказались в небольшой комнатке на Брук-стрит. Коки не донимала меня вопросами, она относилась ко мне с теплотой и сочувствием, но, когда мы ехали с ней на операцию, я не выдержала и призналась.