Обломок Вавилонской башни

– Ребята наши из училища сказали, – продолжает полковник, глядя сыну в черные распахнутые глаза, – что армия будет отрезать от Чечни районы, преимущественно населенные ингушами, для создания Ингушской республики… Смотри там, осторожнее. Неизвестно, как среагирует Дудаев. Возможна война…

Георгий на ватных ногах возвращается на кухню и садится за стол. Есть больше не может. Ему хочется рассказать отцу все: про ночной бой, про Джаканова, про раненых, про то, что война для него уже началась… «Только разволнуются старики», – понимает Чихория-младший и поэтому молчит.

– Живее, мужики! – сердито подгоняет солдат. – И так засиделись тут.

У солдат изо ртов летят крошки. «Как дети», – думает Георгий. «Как дети», – думает мать.

– Да куда же вы летите?! – Она прижимает руки к высохшей груди и морщит лицо, готовясь заплакать. – Побудьте хоть часок! Когда же я тебя, Гарик, еще увижу?!

– Все, мам, пора. – И Георгий идет прощаться с родней.

Солдаты бухают сапогами, спускаясь по лестнице. Георгий чмокает мать в мокрую щеку и бежит следом.

Холодный, сизый от пожаров ветер гонит по улице янтарные листья и гудящую машину «Скорой помощи». Улучшения погоды не предвидится, и дым не поднимается в небо, а ползет по дворам и сочится в кабину «Урала», где старший лейтенант Чихория давит ногой на газ и нервно курит. Ему, видно, мало дыма горящего Отечества…

У военного городка стоит врытая в землю боевая машина пехоты, по обе стороны от нее – окопы. Над брустверами, как черепахи, двигаются солдатские каски. Где-то под ними – замурзанные солдатские лица. Георгий представляет себе выражение глаз.

Он проскакивает на «Урале» мимо блокпоста и тормозит у своего дома, спрятав машину за танк, у подъезда. Окна в доме целы, значит, танк не сделал ни одного выстрела. Чихория взлетает на свой этаж и стучит в дверь…

Пока Майя висит на его шее и дрожит от плача, Георгий смотрит на чемоданы, выставленные в коридор.

– Ты куда собралась? – спрашивает, наконец, у жены, чуть успокоившейся.

– Ну как же? А вдруг эвакуация… Городок обстреливали.

– Что-то я не заметил, – удивляется Георгий.

– В наш дом не попало, а в соседнем, который ближе к поселку, у многих стекла побило. Правда, все живы, но сейчас холодно, и жильцы по соседям разбрелись. Да и вообще женщины с детьми кучкуются у кого-нибудь в квартире и сидят скопом по пять-шесть семей, чтоб не страшно. Мужиков ведь нет.

– Как дочка? – спрашивает Георгий, все еще стоя в коридоре.

– Спит. Что ей? Каши наелась, куклу под голову и сопит в две дырки. Ты почему не проходишь?

– Майя, некогда. Я и так уже полдня мотаюсь, еще в полку не был. Чувствую, фитилей в задницу получу…

– Где мотаешься? – Майя вытирает глаза кулачками.

– Раненых возил, – неосторожно признается Георгий.

– Каких раненых? – замирает жена. Ее настежь открытые большие глаза сверкают влагой.

– Ну, в общем, зацепило там пару солдат…

– Ой, Гарик, я боюсь! – всхлипывает Майя и опять повисает на шее мужа.

– Только не канючь, пожалуйста! Все будет нормально, – раздражается Георгий. – Я был в городе, у своих стариков. Они сказали, что с твоими созванивались. Тебе привет. У них все хорошо…

Он стоит в обнимку с Майей несколько секунд и, похлопав жену по худенькой спине, говорит:

– Значит, так. Я в полку. К окнам не подходи – вдруг какая-нибудь пуля-дура! За Тамаркой смотри! Я побежал, – и стучит сапогами по ступеням.

– А поесть?! – кричит в распахнутую дверь Майя.

– Я поел дома! – доносится с лестницы.

– Дома… – повторяет тихо Майя. – А я где? – и закрывает дверь.

VII

Всклокоченный Сашка Иванченко в оружейной комнате копошится над патронными ящиками.

– Наконец-то! – вскидывает он лохматую голову, увидев Чихорию и его солдат. – Где ты лазишь? Мы уже тут подумали, что вы в плену или «пали смертью храбрых».

– Раненых в госпиталь возил, – оправдывается перед ротным Георгий.

– Оружие все на месте? – наседает Иванченко.

– Все.

– Кто ранен? – доходит, наконец, до Сашки.

– Рамазанов и водитель.

– От блин! Этот Рамазанов!.. – сердится Иванченко.

– У него серьезное ранение – две пули в грудь. Как бы концы не отдал, – объясняет Чихория.

– Только этого не хватало. Пол-Дагестана родни с кинжалами съедется на разборки. – Сашка устало садится на ящик с патронами. – Ставьте оружие в пирамиды! – командует столпившимся у дверей солдатам.

– Какая тут обстановка? – переводит стрелки разговора Георгий.

– Обстановка военного психоза! Не знаешь, какая обстановка! – бурчит ротный. – Без конца звонки, построения и совещания…

– А кого ж тут строить, если все на охране объектов? – удивляется Чихория.

– Во-первых, не все. А во-вторых, к вечеру весь полк будет в сборе.

– А взвод Невестина? Он же на подстанции! – поднимает брови Георгий.

– Кончилась охрана объектов. Всех наших меняют внутренние войска и милиция. Взвод Невестина и все прочие скоро будут тут. Короче, общий, а затем – «труба трубит, откинут полог и где-то слышен сабель звон…»

– Не понял? – опять вскидывает брови Чихория.