Читаем Облунение полностью

Куплю билет до станции конечной.И в замяти вокзальной суетыДа будет наша память человечной.А это значит, человечны мы.Да будут обретения светлыПотерями победных поражений.Да будет нам легко от униженийИ душно от полушной похвалы.Когда в овеществленной нищетеЦарящая холопствует прислуга,Да будет многолюдно друг без другаИ очень одиноко в тесноте.И в перекрестье наведенных глаз,Где взглядов изготовленные луки,Да будут не обманчивы для насРукопожатьем связанные руки.

«Пекутся на воде слова о доброте…»

Пекутся на воде слова о доброте.Когда бесцельна ложь. Но с целью бескорыстие.Когда не те друзья. И недруги не те.И долгожданный дождь не омывает листья.Затем перестают всерьез воспринимать:Имущий — подает. Берущий — обещает.И грубым полотном застелена кровать,Где пьют твое вино. И им же угощают.И вкусное сулят. И круглый, как дурак,Опять разинут рот в предчувствии удачи.Обещанного ждут, как рубль — за пятак.Когда предъявлен счёт, составленный из сдачи.На всё своя пора и истины момент.Но сколько бы добра во зло не обещали,Есть собственное «Да»И собственное «Нет».
Как горечь — для побед.И сладость — для печали.

«Я на Земле транзитный пассажир…»

Я на Земле транзитный пассажир.И жизнь себе на время одолжил.А, имя от рождения меняя,Стихи пишу, как будто вспоминаюУвиденные в прошлом миражи.Мигель де Унамуно и Вийон,Десятки неизвестных мне имен —Мои единокровные собратья.Чего во имя. И чего не ради —Я с вами одиночеством скреплен?В глаза мне удивленно посмотри,Единоверец мой, Аль Маари.Все тот же мир: и запахи, и краски,
И лицемеров вежливые маски,Как запертые двери изнутри.Аль Маари, порвем календари.Нет тлена, если жизнь самосожжение.И пламя опрометчивых решенийОбугленною строчкой озарит.Когда немые в голос говорят,И души одинаково горят,Мы все обречены на откровениеЖить в новом обрамлении лица.И мучаться, не ведая конца —Как тени от своих стихотворений.

«Я с тобой, любимая…»

Я с тобой, любимая,Словно в светлой гавани,Где зеленоглазые зАводи у скал.И тебе бы песни я
Пел, придя из плавания,И подарки разные в воду опускал.В перламутрах лаковыхРуки твои искренни.Ах, мужчины, как же мы поздно узнаем:Пена одинакова. Но всегда единственнаЖенщина, которая вышла из нее.

«Осенний лист, озябнув, пожелтел…»

Осенний лист, озябнув, пожелтел.Под ветром задышал и закружился.А мне вчера отец живой приснился.И я с ним расставаться не хотел.Мы шли вдвоем по травам полевымИ были неразлучными как будто.Я не хотел, чтоб наступило утро.Но мало ли, что хочется живым…

«Нашей памяти камеры…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия