Недавно я разыскал Таню Раздюжеву; она, как ни странно, прекрасно меня помнила и по телефону сразу узнала. Не по голосу, разумеется, а по имени-фамилии. «Ого! А ты живой, оказывается! Рада слышать!» Мы встретились в ресторане. Не буду рассказывать, как она выглядит теперь, однако я ее тут же опознал. Она меня – тоже.
Я не стал расспрашивать, как она живет и чем занимается, и она у меня ничего не спрашивала о моих делах, поскольку все это – как и наша внешность – теперь уже не имеет никакого значения. Тут цензором выступает сама жизнь.
Итак, я показал ей этот текст. То есть оба текста.
– Ну допустим, – сказала она.
– Неужели неправда?
– Да не в том дело, – усмехнулась Таня. – Но я бы написала совсем по-другому.
– А как?
– Вот, например, так… – задумчиво протянула она. – Пожалуй, вот так.
У меня была старшая подруга Кира, которая была замужем за одним парнем. Мы все вместе учились на одном факультете. Я на втором курсе, Кира – на пятом, а ее муж – на четвертом.
Ах, этот проклятый «муж подруги»!
Я влюбилась в него – то есть в тебя – с первого взгляда, как только мы познакомились, это было после первой сессии. Кира зачем-то пришла к нам в группу, и ее свеженький, только что расписанный муж притащился за ней. Муж – то есть ты! – смотрел на нее сияющим взором. Наверное, ей было даже неловко. Неприятно, когда мужчина при всех смотрит на тебя, как кот на сметану. Это злит или вгоняет в краску, если мужчина совсем чужой, едва знакомый; если муж или давний любовник – это раздражает. Я всегда это замечала, когда видела вас двоих – то ли в большой компании, то ли когда мы втроем о чем-то болтали. Я видела, как ты все время стараешься поймать ее взгляд и как она отводит глаза, сначала смущенно, потом недовольно.
А у меня дыхание занималось от влюбленности и от ревности, то есть от зависти. Но завидовать Кире было бессмысленно. Тогда не было слова «мажор», но она была мажорка самая настоящая. Кажется, мы тогда говорили – «прима». Кира Срезневская, ах! А я что? А я ничего. Она Срезневская, а я Раздюжева. От редкого слова «раздюжиться», то есть растолстеть. Танюшка Растолстяева, в переводе с русского на русский. Живу в коммуналке, с мамой и бабушкой; папы нет и никогда не было. Один у всей семьи свет в окошке – мамина сестра тетя Лера, Валерия Сергеевна. Помощник заместителя декана по учебной работе. Красивая, как черт. Но тоже не замужем. Живет в той же коммуналке, в соседней комнате. То есть у нас на четверых целых три комнаты, шик-блеск, знакомые завидуют – но зато всего в квартире шесть комнат. Еще две небольшие семьи и одинокий военный.
Кира, однако, меня любила, как-то выделяла из всех. Не знаю почему. Наверное, потому, что она мне очень нравилась – ну а ей, в свою очередь, нравился этот факт. Что я ей в рот смотрю, за ней разные умные слова повторяю, ну и все такое.
В общем, я Кирой восторгаюсь, я Киру ненавижу, а когда тебя вижу, просто схожу с ума. Другие от несчастной любви худеют, сохнут – а я наоборот, хлебом с маслом заедаю свою тоску. Брюки лопаются. Тетя Лера умная была. Все видела. Однажды ночью зашла на кухню, где я чай пила в полвторого ночи, отняла у меня бутерброд. Попробовала мой сладкий-пресладкий чай, вылила в раковину. Говорит:
– Давай рассказывай.
Я ей все рассказала.
– Вот прямо так любишь? Прямо иначе сдохнешь?
– Вот прямо так, – отвечаю. – Прямо иначе сдохну.
Потому что я точно знала: он – то есть ты – моя судьба, мое счастье, мое жизненное предназначение. Я родилась на свет, чтоб быть с ним. Рожать детей, варить обед и мыть полы; или стать кандидаткой наук, ученой дамой, если ему так захочется. А если не захочет на мне жениться – все равно. Прибегать к нему по первому свисту. То есть к тебе, ты меня понял?
Короче, весенняя сессия на четвертом курсе. У Киры, я имею в виду. Отличницей она не была, но училась хорошо. И вдруг бабах: сравнительная грамматика – два. Европейская литература ХХ века – два. История лингвистики – два. Спецкурс – тоже два!
Помощник замдекана товарищ Раздюжева Вэ Эс, она же тетя Лера, вызывает ее и вот прямо так, грубо и на «ты»:
– Что ж ты, Срезневская, фамилию позоришь? Что с тобой?
Ежели кто забыл или не знает:
Измаил Иванович Срезневский (1812–1880) – знаменитый филолог, академик, автор «Словаря древнерусского языка».
Ольга Измаиловна Срезневская, дочь (1845–1930) – филолог, критик, писательница и переводчица, издательница трудов своего отца.
Всеволод Измаилович Срезневский, сын (1867–1936) – филолог, библиограф.
Правда, Кира – просто однофамилица. Но тем не менее.
– Отчислять тебя надо, Срезневская. Что с тобой?
А Кира и сама не знает, что с ней.
Валерия Сергеевна вздыхает и говорит:
– Муж на тебя плохо влияет. Какой-то он несобранный. Троечник. Хвосты у него, сплошные пересдачи. Богемные манеры, какие-то философские кружки, домашние семинары. Самиздаты-демократы, что ли? Ох, доиграетесь вы, детки… Знаешь, как таких на тюрьме зовут? «Контра базарная». Откуда ты такого взяла? Сын режиссера! Самая гниль.
Но Кире палец в рот не клади.