Открытка привела его в ярость. Люк смял в кулаке белый прямоугольник и швырнул его через комнату. Он ощутил ужас.
Десять тысяч долларов. Дело было не в деньгах. У него было достаточно денег, и он легко мог добыть еще большую сумму. Дело было в том, что Люк понял: Кобб не просто не собирался исчезать из его жизни, но он еще становился все жаднее и жаднее.
В следующий раз это может быть двадцать тысяч или даже тридцать.
Пусть этот мудак идет в газеты, подумал Люк. Бульварная пресса может упиваться сколько влезет.
«ТАИНСТВЕННОЕ ДЕТСТВО МАГИСТРА МАГИИ».
Ну, и что?
«ВЕЛИКИЙ ФОКУСНИК НАЧИНАЛ С ПРОСТИТУЦИИ». Насрать!
«УРОДЛИВЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК НУВЕЛЕЙ – связь мага со своим учителем и с дочерью своего учителя».
О боже! Люк сжал руками голову и попытался задуматься. Он имел право на свою жизнь, будь оно все проклято. На жизнь, которую он складывал кусочек за кусочком с тех пор, как удрал из той пропитанной джином квартиры, крича от боли в спине и ужаса незнания, что они могли с ним сделать, пока он лежал без чувств.
Он не хотел, не мог перенести, чтобы то, от чего он тогда сбежал, восстало из праха и обдало его грязью с головы до ног. Он не хотел увидеть зловонные следы этой грязи на своих единственных любимых людях. Но все же… Но все же какая-то часть его словно умирала каждый раз, когда он отвечал на очередную открытку, как хорошо тренированная обезьянка.
Оставался только один выход, который он до сих пор не рассматривал. Люк взял в руки чашку, внимательно разглядывая тонкий рисунок фиалок на светло-кремовом фарфоре. Он мечтал, конечно же, об этом выходе, но никогда еще не рассматривал его всерьез.
Он мог полететь в Мэн и выманить Кобба из его норы. Потом он мог сделать то, о чем страстно мечтал всякий раз, когда ремень рассекал его кожу. Он мог его убить.
Чашка разлетелась в его руке, но Люк даже не вздрогнул. Он продолжал смотреть вниз, в одну точку, пока возникшая в его голове картина не стала почти правдоподобна, а по ладони, будто тонкая улыбка, заструилась кровь.
Он мог убить.
От стука в дверь он пришел в себя. Картина убийства все еще кружилась у него перед глазами, как разноцветные мелькающие огни, когда он дернул за дверную ручку.
– Привет! – С волос Роксаны капало на глаза, мокрая футболка прилипла к телу. Она подставила губы Люку, принеся с собой запах дождя и летнего луга. – Я подумала, что тебе понравится пикник.
– Пикник? – Он изо всех сил постарался прогнать бушевавшую в душе жестокость и улыбнулся. Бросив взгляд за окно, где бушевал проливной дождь, он закрыл за Роксаной дверь. – Кажется, при такой погоде нас почти не будут беспокоить муравьи.
– Крылышки цыплят в соусе «барбекю», – объявила она, протягивая ему картонную коробку.
– Да? М-м-м…
– Знаешь, такие, почти разваренные, и большая миска с картофельным салатом Леклерка, которую я стащила из холодильника, и бутылка прекрасного белого бордо.
– Ну, ты обо всем подумала. Кроме десерта.
Она искоса взглянула на него и опустилась на ковер на колени.
– О, об этом я тоже подумала. Почему бы тебе не принести два стакана… Что это? – Она подняла осколок разбитой чашки.
– Я… разбил чашку.
Когда он наклонился, чтобы собрать осколки, она заметила кровь у него на руке.
– Ой, что с тобой? – Роксана схватила его за руку, захлопотала над ней, вытирая кровь подолом своей футболки.
– Это же просто царапина, док.
– Не шути. – Но она с облегчением увидела, что это действительно была только царапина, к тому же неглубокая. – Твои руки дорого стоят, сам ведь знаешь! Профессионально.
Он провел пальцем сверху вниз по ее груди.
– Профессионально?
– Да. Но я лично тоже в них заинтересована. – Легонько укусив его за губы, она отпрянула и села на пятки. Это было стратегическое отступление. – Так как насчет стаканов – и штопора?
Готовый повиноваться, он встал и направился к кухне.
– Найди себе сухую футболку. А то накапаешь на картофельный салат.
– Ничего, не накапаю. – Мокрая майка шлепнулась на пол примерно в метре от него, забрызгав линолеум. Люк посмотрел сперва вниз, на нее, потом на Роксану. Интересный пикник, подумалось ему. Цыплята, картофельный салат и мокрая полуобнаженная женщина. Даже остатки нервного напряжения постепенно растворились, и Люк усмехнулся.
– Люблю практичных девушек.