Обнимая Возлюбленного. Отношения в паре как путь пробуждения

Нарцисс отражает ту сторону нашего ума, где содержатся мысли о нашем собственном Я. Хотя в древнем мифе Нарцисс был мужчиной, если рассматривать его как воплощение одного из сущностных проявлений нашего обусловленного ума, этот образ не имеет пола. Нарцисс вечно изобретает новые образы для Я. Он редко бывает терпелив. Это избалованный архитектор наших образов себя, которым мы непрерывно потакаем. Нарцисс занимает большую часть нашего малого ума.

Вполне понятно беспокойное стремление Фрейда придать легитимность новым теориям за счет обращения к хорошо известным персонажам мифов и классической культуры – Эдипу, Электре и т. д., а потому мы используем образ Нарцисса, чтобы схематично очертить то явление, которое в раннем психоанализе называлось «эго» (стоит отметить, что с латинского языка «эго» так и переводится – «я»). Однако «эго» у Фрейда означало не есть-ность бытия, а «Я-йность», отождествлённость с умом, где я есть «то» или «это». Фрейд не признавал, что существует что-либо за пределами эго, он не признавал даже предложенной в то время идеи «коллективного бессознательного»: существования такого бессознательного, самого

бытия как такового. Возгласив, словно на шумном многолюдном представлении, «Эго!», он завоевал симпатии публики. Но он слишком быстро убежал вперёд, из-за чего эго («Я-йность») осталось подвешенным в пустоте, лишённое поддержки глубинной реальности (есть-ности). Фрейд по ошибке принял наше приобретённое Я за сущностную есть-ность.

Но это распространённая ошибка; от которой Фрейд, судя по всему, не способен нас исцелить. И которую придётся анализировать наедине с Возлюбленным.

Если, подобно Фрейду, мы будем довольствоваться уровнем эго, мы упустим всё великолепие истины и снова предпочтём Единого – единению. Мы продолжим верить, словно в единого Бога, в своё приобретённое я, а не проявлять свою истинную сущность.

Декарт писал: «Мыслю, следовательно, существую». Дзен-буддийский учитель Сунсан усомнился в истинности этих слов: «Что же происходит, когда я не мыслю?»

Мысли текут сами по себе, так и Нарцисс сам обвиняет себя во всех бедах.

Даже старинный поэт Мильтон внёс свою лепту в понимание этого мифа. Он ассоциировал его с сотворением Евы, «появившейся на свет в мгновение ока», и задавался вопросом, каким было это только что сотворённое существо. Он предполагает, что Евой, которая соблазнилась яблоком с древа познания, двигали те же чувства, что и Нарциссом, которого привлекала зеркальная гладь пруда. Её, однако, больше влекло любопытство, чем непонимание.

Когда мы не понимаем, что происходит, мы пытаемся собрать из призрачных отпечатков мысли некую иллюзию устойчивой реальности. Так проявляется сущностная тяга внимания к слиянию с сознанием. Когда внимание не осознаёт себя, оно отождествляется с мимолётными, непостоянными элементами содержимого сознания. Мы редко просто присутствуем. Мы постоянно становимся. Нарцисс – это приглушённое эхо нашего становления.

Нарцисс – это первый образ есть-ности.

Возлюбленный – последний её образ.

Нарцисс – это есть-ность, изменённая до неузнаваемости. Он является частью каждого из нас, очарованный собой, готовый защищаться, создающий иллюзию ограниченности телом и умом, жаждущий, чтобы его заметили. Он – наш единственный ребёнок, хрупкое «Я», которому мы приписываем всё великолепие своей есть-ности. Нарцисс – природное проявление болезни ложной идентичности. Это ментальный конструкт, тренажёр из концепций, который становится для нас ловушкой, если мы полагаем, что упражнения на нём принесут нам пользу.

Судзуки Роси говорил, что обыденное мышление состоит из мыслей о себе на девяносто пять процентов. Для истины почти не остаётся места. Нарцисс был первым пиар-менеджером. Он первым осознал, что обрести популярность можно с помощью всего одной вещи – зеркала.

Нарцисс – самое первое проявление нашего Я. Величайшее проявление Я – это Возлюбленный.

В нас живёт глубокая привязанность к Нарциссу. Достаточно одной его мысли, чтобы привлечь или оттолкнуть нас. Достаточно одного его жеста, чтобы мы почувствовали себя уверенными или отвергнутыми. Мы взаимодействуем с Нарциссом со страхом и гневом, отстраняемся от него вместо того, чтобы попытаться понять эту часть себя, которая отчаянно жаждет нашей теплоты. Мы относимся к Нарциссу так, как если бы мы могли выбирать – иметь эго или не иметь. Но эго является элементом исходной модели, и от него никак нельзя отказаться, хотя нам хотелось бы в это верить. Нарцисс – такая же естественная часть нас, как воля к жизни.