Обними меня на рассвете (ЛП)

— Выпусти это, любовь моя. Вся эта ярость была поймана в ловушку внутри тебя, верно? Отдай ее мне. Позволь мне помочь. Если ты причинишь мне боль, я скажу.

— Но…

— Меня не было рядом, когда ты больше всего во мне нуждалась. Мне нужно быть здесь для тебя сейчас. Больше ни слова, Анка. Сделай это.

Она неуверенно кивнула ему, не в силах выразить ту признательность, которую испытывала к нему в этот момент. Это было не для него, и он не заставлял ее умолять выпустить свои сдерживаемые эмоции, как это сделал Шок. Он давал ей возможность выпустить это на волю. С того момента, как они встретились, он показал ей свое щедрое сердце. Всего на несколько мгновений он был готов стать скалой, на которую она опиралась. Боже, даже если это сделает ее слабой, она отчаянно нуждалась в этом.

Отдернув кулак, она с криком запустила его. Первобытный гнев, требующий освобождения, вырвался наружу, когда тот соединился с его животом.

— Снова!

Анка подчинилась, хотя у нее болели костяшки пальцев. Взревев, она отбросила назад другой кулак и соединила с его твердым животом, почти бессознательно обрадовавшись, когда он хрюкнул. Поэтому она поменяла руки и повторила процесс снова. Снова. Снова.

— Он причинил тебе боль, Анка.

— Да.

Свист. Удар. Свист. Удар. Река ярости подпитывала каждый удар.

— Он забрал тебя из твоего дома.

— Я ненавижу его!

Глухой звук. Столкновение. Шлепок. Теперь она просто ударила. Ей уже было все равно, где и как сильно.

— Он забрал твое достоинство.

Зажмурившись, она ответила еще более короткими сердитыми ударами, и слезы потекли по ее щекам. Она закричала.

— Он забрал твою гордость.

И он с наслаждением раздавил ее! Она беспрерывно колотила Лукана, воображая, что может дать Матиасу всю боль, накопившуюся внутри нее.

— Он забрал все. Мой дом, мое достоинство, мою гордость, мое тело, мою безопасность. Каждую чертову вещь!

Она задыхалась, пыхтела, била кулаками.

— Он забрал тебя у меня!

В тот момент, произнеся эти слова вслух, захлопнулась дверь реальности. Матиас украл не только ее жизнь и достоинство, но и единственного человека, на которого она больше всего полагалась. Это основа ее жизни. Любовник, который сделал так, чтобы биение ее сердца было достойным внимания.

— Нет. Я прямо здесь, Анка. Я всегда буду рядом.

Как отчаянно ей хотелось в это верить! Но так много всего произошло, и если бы он знал все секреты, которые она скрывала от него…

— Нет, все ушло. Все исчезло!

Он схватил ее за плечи:

— Это неправда, любовь моя.

Лукан крепче сжал ее.

— Почувствуй меня. Я не ушел. Что тебе нужно, чтобы в это поверить?

Анка вырвалась из его хватки. Каждый раз, когда он прикасался к ней, он был подобен солнцу. Горячий, яркий, наполняющий ее теплом после трех месяцев арктического льда, пробивающегося по ее венам. Она зашагала прочь, расправив плечи, размашистыми шагами ступая по полу. Гнев продолжал разрушать ее самообладание. Потребность в вещах, которые она больше не могла испытывать, расстраивала ее больше, чем она могла сдерживать. И что находилось в самом верху списка вещей, которые она больше не могла иметь? Лукан.

Она резко повернулась к нему лицом. Он пристально посмотрел на разделявшее их расстояние. На самом деле их разделяло всего несколько футов. С таким же успехом они могли бы находиться в другом мире. Как она сможет залечить брешь, которую невольно создала после мучений Матиаса? Она не знала.

Реальность запихала этот факт ей в глотку, пока она не задохнулась. И все же… Лукан не отводил от нее взгляда, его глаза горели, а кулаки сжимались и разжимались. Его челюсть напряглась. Его ноздри раздулись. Он хотел ее. Боже, просто находясь с ним в одной комнате, она промокла насквозь.

— Прикоснись ко мне.

Слова вырвались прежде, чем она успела их остановить.

Его глаза вспыхнули, когда она бросилась к нему. Лукан встретил ее на полпути, и внезапно она оказалась в его объятиях, крепко прижавшись к его широкой груди, где она могла чувствовать бешеное биение его сердца. Его губы отчаянно впились в ее губы, лишенные изящества. Но в глубине души она знала этот запах, его аромат. Он кружился вокруг нее, как наркотик, и она потерялась в нем, позволив ему заглушить ее страх и здравый смысл. Страсть взревела, когда он раздвинул ее губы и глубоко вошел в ее рот. Поцелуй был настойчивым, более неистовым, чем они когда-либо разделяли. Ее отчаяние по отношению к нему пронзило ее, и она встала на цыпочки, еще крепче прижимаясь губами к его губам, лаская его язык своим собственным, вдыхая его запах. Но этого оказалось недостаточно. Никогда не будет.

Голос разума в глубине ее сознания протестовал против ее капитуляции, а затем блаженно заткнулся. Радость и жажда взяли верх.