Оборванные нити. Том 3

Саблину очень хотелось обсудить с Ольгой неожиданный ответ московских химиков-токсикологов, но оказалось, что пока он проводил время в Москве, тяжело заболела ее родственница, молодая женщина, год назад родившая ребенка. Мужа у нее не было, родителей тоже — была только мама, которая умерла года четыре назад. Жила она в том самом провинциальном городе, откуда родом была и сама Ольга, и родственники, не очень близкие, но добрые и сочувствующие, с ног сбились, пытаясь организовать заболевшей квалифицированную медицинскую помощь. Однако сделать это было не так-то просто, и родители Ольги — со своей стороны, а сама Ольга — со своей постоянно связывались с ними по телефону, обсуждали состояние молодой мамы, давали советы, посылали деньги, дотошно выспрашивали обо всех показателях анализов крови, одним словом, семья Бондарей была целиком и полностью погружена в решение проблемы больной родственницы. Ольга ничего не говорила Саблину, пока он был в Москве, а когда вернулся, то понял по ее озабоченному и расстроенному лицу, что ей не до разговоров и что все мысли ее сейчас очень далеко. Конечно же, она спросила о результатах исследования сразу же, едва Сергей переступил порог квартиры, но выражение глаз ее было при этом отсутствующим, и он не стал вдаваться в подробности, ограничившись коротким ответом:

— Обнаружили рицин. Мне нужно подумать, что с этим делать.

Она молча кивнула и больше ничего не спрашивала, тут же погрузившись в чтение раскрытого толстого тома монографии, посвященной тому самому заболеванию, которое было диагностировано у ее троюродной сестры.

Саблин терпел два дня, на большее его выдержки не хватило, и на третий день он попытался поговорить с ней о рицине. Ольга выслушала его, но ничего конструктивного не предложила.

— Получается, что объективных патоморфологических признаков отравления рицином не существует? — сделала она вывод. — А если и есть, то только косвенные?

— В том-то и дело! Традиционными методами химического исследования этот яд определить невозможно, потому что он очень быстро метаболизируется. А тот метод, которым его определили в Москве, вообще совершенно новый и никому не известен. Я много чего успел прочесть про эту гадость. При исследовании биологической активности рицина установили, что он способен вызывать агглютинацию эритроцитов, но это не специфический признак, сама понимаешь.

— Ну да, — кивнула Ольга, — агглютинация эритроцитов может быть вызвана переливанием несоответствующей крови, вирусными инфекциями, да много чем, вплоть до изменений условий окружающей среды. И самое противное, что среди агглютиногенов действительно много растительных, которые содержатся в распространенных и доступных растениях.

— Но рицин был первым из обнаруженных, — заметил Саблин, — он — первый из открытых растительных гликопротеидов, им еще в Первую мировую войну ученые начали заниматься. Он их привлекал именно своей высокой токсичностью, с одной стороны, и доступностью — с другой.

— Так это же почти сто лет! — удивилась Ольга. — Неужели за сто лет ученые не продвинулись в плане разработки методик его выявления?

— Ну, как видишь, продвинулись только недавно, — уклончиво ответил он, памятуя о своем обещании не распространяться о том, где, кто и каким способом произвел исследование в Москве.

Разумеется, Ольга никоим образом не относилась к людям, от которых Саблин намеревался скрывать что бы то ни было, тем паче она отлично знала, каким образом ему удалось устроить проведение исследования биожидкостей от трупа Кудиярова, но детали он излагать не стал.

— А клиническая картина совпадает? — спросила она. — Все-таки ты рассказываешь про этот рицин такие вещи, что слабо верится. Ну откуда он мог попасть в организм обыкновенного мастера-взрывника на Крайнем Севере? Как? Зачем? Этим средством интересуются военные, они им владеют и его применяют, ну, еще спецслужбы, вероятно. А у нас-то на Дне города он откуда взялся? Может быть, это все-таки ошибка и Кудияров был отравлен чем-то другим?

— Оль, ну чем другим? Вот смотри: во всех материалах, которые я прочитал, написано, что при отравлении рицином наблюдается симптоматика острого энтероколита, боли в животе, рвота, понос. Все это было у Кудиярова. Кроме того, быстро нарастают симптомы тяжелого обезвоживания организма и интоксикации, развивается отек головного мозга и, как следствие, появляются судороги, токсическое поражение печени и нарушение мочевыделительной функции вплоть до полного отсутствия мочи. И все это мы имели у Кудиярова. Мочевой пузырь к моменту вскрытия вообще пуст, а по меддокументам видно, что мочевыделение за несколько часов до смерти полностью прекратилось.

— Погоди, Саблин, но ведь то, что ты описываешь, характерно и для ботулизма. Анализ на ботулотоксин делали?