Обращая сумрак в свет

Крыла, объемлющие небо дня,Крыла, объемлющие небо ночи,Нет на земле ничего прекрасней,Нет равных им и на небесах.У брега змееязыкой рекиСтоит чертог ее, полный сокровищ,Червонного злата, и изумрудов,

И бирюзы, и обсидиана,Мудрости древних, знания древнихИсполнен, чертог тот стоит у воды.Костяные врата ей не станут преградой,Костяная дорога ей под ноги ляжетИ вознесет ее в горние выси,Царить над глубинами бездны внизу.Тогда расступится сумрак пред нею,

И свет благодатью ее осияет,И двери чертога ее распахнутся,И всякий туда войдет невозбранно.Но я останусь один, в стороне,Не осененный ее крылами,В полутени, в полумраке, в отсветахГения, мысли ее лучезарной.

Свидетельские показания, данные Одри Кэмхерст

5 акиниса, в центральном полицейском участке

округа Новый Запад

Я, Одри Изабелла Махира Адиарату Кэмхерст, языковед, проживающая в № 3, Клэртон-сквер, Фальчестер, NOC 681, имею показать следующее.

Утром 4 акиниса я была вызвана в центральный окружной полицейский участок Нового Запада по поводу обвинения в том, что незаконно проникла в гостиницу «Селрайт-отель», где учинила разгром в номере, нанятом мистером Аароном Морнеттом. После этого я сообщила констеблю о событиях, в коих полагаю замешанными миссис Кеффорд и некоторых прочих особ, что заняло большую часть дня. Едва покончив с этим, я отправилась в контору издательства Кэрригдона и Руджа, дабы предотвратить публикацию работы, над коей трудилась почти целый год, но теперь считаю частично сфальсифицированной. Там я оставалась до самого окончания присутственного времени, а по закрытии конторы вернулась домой, на Клэртон-сквер.

Приблизительно в половине девятого того же вечера мне телефонировали с настоятельной просьбой явиться на Кресси-стрит, в городской морг, для опознания мертвого тела, обнаруженного на отмели близ берега Туизла. Мой друг Кудшайн, приезжий драконианский ученый, настоял на том, чтобы сопровождать меня – во-первых, из опасений на предмет моей безопасности, вызванных безвестным исчезновением мистера Морнетта, а во-вторых, оттого, что оба мы тут же подумали, не пропавшего ли мистера Морнетта нам предстоит опознать. Для поездки в морг мы вызвали частный кэб, однако на место прибыли лишь около половины десятого, поскольку найти кэбмена, согласного везти пассажира-драконианина, оказалось делом нелегким.

У входа в морг меня ожидал констебль Корран. Поскольку мертвых тел мне никогда прежде видеть не доводилось, он счел нужным предостеречь меня.

– Он пробыл в реке не один час, прежде чем был обнаружен, – сказал констебль, – и это не могло не сказаться на… Но доктор откинет простыню только с лица, а на лице его никаких следов насилия нет. Более страшное зрелище ждет вас лишь в том случае, если вам будет необходимо увидеть что-либо еще.

Однако дурно мне сделалось вовсе не из-за предстоящего столкновения с мертвым телом. Меня замутило от страха: что, если Аарон Морнетт убит по моей вине? Не помню, в каких именно выражениях ответила, но суть была примерно такова:

– Если я не сумею узнать его по лицу, то откидывать простыню дальше бессмысленно, так как иных частей его тела я никогда не видела.

Строго говоря, это не совсем правда: пожалуй, я могла бы узнать еще кисти рук, но, думаю, констебль Корран имел в виду нечто другое.

После этого он проводил нас с Кудшайном к телу. Подождав, пока я не скажу, что готова, доктор сдернул с лица покойного край простыни.

Тут я едва не лишилась чувств – однако, опять-таки, не из-за мертвого тела. По счастью, Кудшайн подхватил меня под руку и удержал на ногах.

– Это не Аарон Морнетт, – сказал он констеблю с доктором.

– Да, – подтвердила я, опершись на него. – Это Захария Холлмэн.

Застывшее лицо мертвеца посинело, но я узнала его с первого взгляда. И, как ни ужасно в том признаваться, снова едва не упала в обморок – от облегчения, так как до этого битый час старательно собиралась с духом, готовясь увидеть в морге совсем другого человека. А Холлмэн… Возможно, я и предпочла бы увидеть Холлмэна перед судом, призванного к ответу за совершенные преступления и нетерпимость, однако над его смертным ложем не пролила ни единой слезы.