Вдобавок, на ходу мы привлекали к себе
Следуя вдоль Фибула-стрит, мы спустились почти к самой реке. И тут, у последнего перекрестка, отделявшего нас от воды, где путь наш пересекала Роуп-лейн, настал мой черед схватить Кудшайна за руку. Не говоря ни слова, я указала на проржавевшую вывеску над аркой при входе в последний квартал Фибула-стрит: «Гавань Короны».
– Корона… то же, что и венец. Венчающее Бездну, – негромко сказал Кудшайн.
Последние сомнения исчезли, как не бывало. Послание Аарона я поняла совершенно верно: указанное им место находилось там, в темном проулке прямо передо мной. Улицы этой, древнейшей части Фальчестера по сию пору тесны, точно в средневековье, но гавань, сотни лет назад принадлежавшая ширландской короне, ныне застроена складами. Можно сказать, «чертогами, полными древних сокровищ, стоящими у воды».
– Дорак, – осенило меня. – Ставлю десять гиней: один из складов в самом конце Фибула-стрит принадлежит ему.
И, вероятно, под чужим именем, или через подставных лиц, чтоб полицейским не пришло в голову искать его контрабандные древности там.
– Зачем же Морнетту прятать таблички именно здесь?
– По-моему, табличек здесь нет. Думаю, он решил выдать нам самого Дорака.
Во искупление своей передо мною вины, а может, из желания отомстить людям, задумавшим не просто подделать прошлое, но уничтожить его… А может, и то и другое разом.
Кудшайн неуверенно переступил с ноги на ногу, огляделся по сторонам. И Роуп-лейн и Фибула-стрит оказались пусты.
– Однако я нигде не вижу констебля.
– Уверена, он вскоре будет здесь, – откликнулась я, хотя ни в чем подобном уверенности не испытывала. – А я пока пойду, посмотрю, что там.
С этими словами я поспешила пересечь Роуп-лейн, пока Кудшайн не удержал меня снова. Кричать мне вслед он – очевидно, из опасений привлечь внимание – поостерегся, а поравнялся со мною только на полпути к реке. В проулке было темно, хоть глаз выколи, однако на фоне лунных бликов, игравших в волнах Туизла, отчетливо выделялся силуэт источенной непогодой вывески над дверьми склада слева. Вывеска в виде пары раскинутых крыльев…
– Аарон? – неуверенно шепнула я.
«Но я останусь один, в стороне, не осененный ее крылами…» – это вполне могло означать, что он где-то рядом, снаружи. Однако ответа не последовало. Тогда я двинулась к двери, но, сделав пару шагов, споткнулась о какой-то невидимый в темноте ящик, и, чтоб не упасть, оперлась о дверную створку, оказавшуюся слегка приоткрытой.
Придержать дверь, прежде чем петли ее откликнутся скрипом, я не успела, однако крылатая вывеска тоже мерно скрипела, покачиваясь на ветру, а стало быть, новый скрип вполне мог остаться никем не замеченным. Кудшайн, видящий в темноте намного лучше меня, подошел к дверям, ни обо что не споткнувшись, и остановился рядом.
– Слушай, – шепнула я.
Из-за дверей, из склада слышались голоса.
Звучали они слишком приглушенно – так, что ни слова не разобрать, но доносились, определенно, изнутри, не откуда-либо со стороны. Опасаясь, как бы нас не услышали, а посему не смея издать больше ни звука, я крепко стиснула Кудшайново плечо. Молчание длилось довольно долго, и все это время я мысленно умоляла Кудшайна понять то, чего не могла сказать вслух – что он должен вернуться на угол Роуп-лейн и ждать там констебля Коррана, а я тем временем пойду внутрь. Именно так, а не наоборот: ведь одинокой даме, стоящей посреди темной улицы в этой части Фальчестера, вероятнее всего, грозит куда большая опасность, чем одинокой даме, тайком прокравшейся в логово контрабандистов.
Силуэт Кудшайна придвинулся ближе, и я, почувствовав подушечку его пальца, прижатую ко лбу, услышала едва различимый шепот – драконианское благословение. Исполняя ритуал по всем правилам, он, обмакнув палец в порошок из желтой глины, оставил бы на моем лбу «метку солнца», а слова его были молитвой – молитвой о том, чтоб я, подобно солнцу, еженощно спускающемуся в глубочайшую из пещер, но наутро вновь восходящему в небо, невредимой прошла сквозь все предстоящие испытания.
С этим он и ушел, беззвучно вернулся на улицу, а я проскользнула в складские двери.