В станицу я прибыл уже в сумерках. Мысль была одна – скорее и незаметнее пробраться домой. Я, можно сказать, крался всякими переулками как шпион, стараясь не встречаться с людьми. Уже возле речки из-за угла навстречу вынырнул Ваня Жидков со своей женой Любашей. Увидев меня, он воскликнул,
– Кого я вижу! Ну-ка притормози! Ты думаешь, что если ты прораб, то можешь оскорблять задницу моей жены?
Зная, что последует дальше, я схватил Ваню за руку и быстро сказал,
– Ваня, ты обознался! Я Коновалов! Приглядись.
Сделал я это вовремя. Ваня мужик худощавый, но кулак у него будь здоров. Он пригляделся, узнал меня, и стал извиняться. Любаша работала маляром в коммунхозе. Характером непоседливая, она всё время шмыгала туда–сюда, и к визиту прораба не успела доделать работу. Вот он ей и сказал,
– Если бы ты меньше крутила тем местом, где у других женщин задница, то успела бы коридор покрасить.
Это был удар ниже пояса, и Любаша заплакала. С фасада она выглядела неплохо, но задняя выпуклость фигуры у неё отсутствовала напрочь. Возможно, где-нибудь в Америке это было бы плюсом, но в нашей местности выглядело, чуть ли не уродством. Любаша комплексовала, и на праздники в нужное место подкладывала специально сшитые подушечки. По этому поводу Ваня переживал не меньше жены, и к высказываниям о её внешности относился очень болезненно и агрессивно. Все об этом знали, и его поведение меня не удивило.
Я миновал мост, и до моей улицы осталось метров пятьдесят. Сумерки незаметно переходили в ночь. Возле угла стояла машина и какие-то люди. На всякий случай я стал за деревом возле забора, и прислушался. Оказалось, не зря. Машина была милицейским «бобиком», а из доносившегося разговора я узнал, что кто-то ограбил женщину, отняв у неё сумку. Мужской голос спрашивал, а женский взволнованно отвечал,
– Внешность не запомнили? Хоть что-то?
– Да ведь быстро всё случилось! Когда разглядывать было? Только и помню, что высокий он, и с усиками. Толкнул меня, и вон туда побежал.