Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы

Как ни странно, письмо дошло до адресата. Это стало известно, когда пришёл ответ, разочаровавший Левитана. Там было сказано, что если товарищ Диктор, движимый благородными чувствами, желает завещать своё тело науке, то он может это сделать у нотариуса. Про оплату не было ни слова. Однако дочери этим письмом заинтересовались, так как оно сулило экономию на похоронах Левитана, которому, как все считали, осталось недолго. Но он этих надежд не оправдал, и жил ещё лет пятнадцать. Помер он не от цирроза печени, как следовало ожидать, а, можно сказать, на боевом ходу. Нес сдавать бутылки, наступил на гвоздь, и заразился столбняком, от которого и умер. Подозрительно никто не помнит его похорон, поэтому не исключено, что где-то наглядным пособием студентам служит его раздувшаяся от политуры печень.

Но это будет потом, а в описываемый момент Коновалов нанял Левитана перетаскать тонну угля в сарай. Он с вечера приготовил вёдра и лопату, а утром явился Левитан, да не один, а с помощником, молоденьким румяным парнем в военной форме без погон. Однако румянец не мог скрыть сильной помятости от вчерашних возлияний. Коновалов спросил,

– А это кто?

– Пятьдесят Третий.

– В смысле?

– Мы его дома так зовём. Ничего, откликается.

– А имя у него есть?

– Есть, должно. Только имён всяких много, путаемся, по номерам сподручнее. Меньша давно тетрадь завела, где всех мужей Валькиных отмечает по номерам. Этот пятьдесят третий.

Сам Пятьдесят Третий глядел в пространство, и на разговор не реагировал. Видно его здорово мутило. С виду он был сильно моложе от Валюхи, и как-то не вписывался в ряд её избранников. Коновалов это отметил,

– У Валюхи контингент свой, протокольный, а это салага, и на уголовника он не похож.

– Всё одно, что уголовник, только не из тюрьмы. Он здесь в полку прапорщиком был, да проворовался, вот и выгнали, как собаку.

– Сурово. Видно что-то серьёзное упёр. За сапоги или бочку керосина не выгнали бы.

– Дак куда ж несерьёзно? Офицера сабантуй затеяли, сложились и выпивку закупили, коньяк, водочку. А он всё в мешок, и ноги ему приделал. Оправдывается, что пьяный был, не сознавал.

– Да, такое не прощается. На святое посягнул. Ты, Левитан, теперь за своей политурой лучше приглядывай. А откуда он родом?

– Издалека. Денег-то на дорогу у него нет, вот Валька и надеется, что он у неё приживётся. Дура.

Чтобы пробудить в работниках энтузиазм, Родион вынес и показал им оговорённую бутылку водки. Левитан взмолился,

– Родион Олексеевич, мы всей душой поработать, да больно плохо после вчерашнего. Нам бы по пять капель. А?

– Ага, налей вам. Тогда точно не переносите.

Левитан смотрел глазами умирающего кролика. И тут Коновалов вспомнил про бабушкину наливку. Он решил, что она на работоспособность не повлияет, потому что не водка и не вино. Для Левитана, закалённого денатуратом, она будет вроде сиропа. И он сказал,

– Ладно. Я вам домашней наливки дам. Вреда не принесёт.

Он вынес на крыльцо банку с наливкой и две фарфоровые кружки. Откупорил банку и щедро наполнил кружки доверху пахучим напитком. Пятьдесят Третий оживился, подошёл и взял кружку в руки. Не спеша они выпили до дна, и попросили закурить. Родион презентовал им пачку «Примы», затем спросил,

– Ну, как? Полегчало?

– Да, как-то это… непонятно. Ещё можно?

Родиону было не жалко, и он налил ещё по кружке. Когда они выпили, он сказал,

– Ну, ребята! Я сделал всё для вас возможное. Давайте работать.

Левитан подошёл до кучи угля, стал над вёдрами, и велел напарнику насыпать. Пятьдесят Третий взял грабарку, опёрся об неё, потом вдруг обмяк, и упал лицом в уголь, оставшись недвижимым. Уголь был фракции «орешек», и лицо не поранил. Коновалов испугался,

– Левитан, чего это с ним? Припадочных в армию не берут.

– Какой припадок? Он вырубился!

– С чего?

– Дак, с наливки твоей. Крепка больно.

– Чего ты гонишь! Это ж не водка.

– Твоя правда. Водке до неё далеко. С неё бы он устоял.

Левитан стоял в стойке борца, и, от напряжения вытаращив глаза, старался сохранить равновесие. Попытавшись шагнуть, он его потерял, и рухнул в уголь лицом рядом с напарником. Но он оказался покрепче, и на четвереньках перелез под забор, сказав при этом,

– Родион Олексеевич, ты сам виноват, напоил нас, теперь только завтра отработаем.

Коновалов перетащил Пятьдесят Третьего под забор, и уложил рядом с Левитаном. Примерно через час, с лицами чёрными от угля, Левитан со своим временным зятем с горем пополам поднялись, держась за забор, и, обнявшись, медленно поплелись домой. Коновалов приписал этот случай эффекту, именуемому в народе «на старые дрожжи».

На другой день они явились, и, не говоря ни слова, переносили уголь. Левитан от водки отказался, попросив взамен две бутылки наливки. Коновалов дал, но призадумался. Через пару дней он встретил на улице Левитана, и спросил,

– Ну, как наливка?