Читаем Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы полностью

– О-о! Вещь! Если б не она, то убийство могло случиться. В тот день приехал Пятьдесят Четвёртый. Прямо из тюрьмы, домой не заезжал. Литр водки у него был. Сперва нормально было. Сели, наливки выпили, а потом дошло у них до драки, а только ничего не получилось. Ругаются, грозятся, а встать на ноги не могут, как будто они отсохли. Пятьдесят Четвёртый озверел, финку стал показывать, обещал прапора бывшего зарезать, и Вальку заодно, а сил-то нету. Валька водки ему дала, он и вырубился. А Пятьдесят Третий очухался первый и дёру дал. Вальке он шибко нравился, она обозлилась, и Пятьдесят Четвёртого ментам сдала.

После этого разговора Коновалов проверил действие сливянки на двух нормальных здоровых мужиках. Она гарантированно валила с ног всех. Если же после наливки выпивалось даже немного водки, то клиент полностью вырубался на несколько часов. И Родион убрал банки с этим уникальным напитком подальше.

За этим предисловием последовал сам рассказ.

Новелла о злоключениях московского гостя

В стране шла привычная борьба с торговыми махинациями. Коновалов уже тогда понимал, что это дело совершенно бесполезное, потому что борьбу с явлением подменяли борьбой с личностями, а это никогда не давало результата. Впрочем, любая кампания по запрету чего-либо сворачивала на эту проторённую дорогу. Был порок системы – дефицит потребильских товаров и услуг. Он сам собой порождал цеховиков, спекулянтов и торговых жуликов. После скажут, что это вообще порок социализма. Коновалов с этим был не согласен. Советская власть и социализм ни хороши, ни плохи сами по себе. Они есть форма, инструмент, а какими им быть, зависит от тех, в чьих руках этот инструмент. Топором можно построить дом, а можно отрубить голову. К примеру, Госплан эффективнее мифического свободного рынка, да и нельзя без него. В Америке он тоже есть, только иначе функционирует, и по-другому называется.

Спекулянты были Коновалову несимпатичны, но он понимал, что эти люди только пользуются ситуацией, а не создают её. Ему иногда казалось, что настоящие враги народа сидят в Кремле. То ли по невежеству, которое хуже злого умысла, то ли в угоду устарелым догмам, они считали потребительский сектор делом десятым, и не создавали стимулов к его наполнению. Неправда, что в СССР не умели делать качественные товары. Промышленность была на уровне, и там, где было выгодно, производили. Коновалову и самому доводилось на заводе делать технику на экспорт, а потом он не мог взять в толк – почему ту же технику для себя нужно делать тяп-ляп? На его странные вопросы начальники отвечали мычанием, и лишь один из них посмотрел на него, как на убогого, и сказал волшебное слово «валюта». Однажды в техническом журнале он прочитал, что в Саратове на одном заводе делают мечту народных умельцев – однофазные малогабаритные деревообрабатывающие станки удобной конструкции. Коновалова взбесило даже не то, что вся продукция прямиком шла на экспорт в Англию, а то, что писали об этом с восторгом. Он стал надеяться, что наверху одумаются и примут меры, но «ускорение», заданное Горбачёвым, оказалось ускорением по наклонной вниз. Дефицит развалил страну надёжнее ракет.

Но всё это будет потом, а в ту пору Коновалов работал в стройбригаде Камчатского райпо. В бригаде он не прижился, выявились разногласия с бригадиром на методы работы, и он решил уволиться. Но это оказалось не просто.

Председатель райпо Андрей Иванович Кузнецов был хорошим руководителем, более того, руководителем талантливым. Шаг за шагом из штата сотрудников он создал дружный коллектив. Людей подбирал не только по деловым, но и по человеческим качествам. Про то, на какую высоту поднял организацию этот неординарный человек, можно написать повесть, но ограничимся немногим. Помимо прочего, Андрей Иванович был хороший психолог, и для оценки человека, ему порой хватало мимолётного взгляда. Подобно Цезарю, он знал в лицо всех сотрудников, и был в курсе их производственных и личных проблем. У него было правило принимать на работу, и увольнять с неё только после личного собеседования.

Поэтому, когда Коновалов принёс заявление, а зав кадрами сказала, что с ним хочет побеседовать сам товарищ Кузнецов, он несколько удивился. Как если бы полковник вдруг заинтересовался проблемами рядового, которые легко мог решить командир взвода. Коновалов зашёл и поздоровался. Кузнецов был приветлив, и ни звуком, ни жестом не намекнул, что у него мало времени. Некоторое время он рассматривал Коновалова, а затем спросил,

– Почему увольняетесь?

– Нога после перелома побаливает. На стройке тяжело.

Коновалов не врал, нога и в самом деле побаливала. Андрею Ивановичу ответ понравился. О конфликте ему было известно, и то, что Коновалов не стал о нём говорить, оценил. Он решил, что парень ершистый, но главное в нём – не продаст. Воспитание. И Кузнецов сказал,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное / Современная русская и зарубежная проза