Коновалов обещал подыскать ему что либо, и ушёл. Через несколько минут Сиротин вырубился окончательно, и сидя заснул. Вскоре появился Коновалов с фотоаппаратом, похлопал Сиротина по щеке, и когда тот ненадолго поднял веки, заснял на дорогую цветную плёнку. Затем выволок его из будки, и, взяв подмышки, притащил под беседку. Уложил в тенёчке и осмотрел карманы брюк. Там были ключи, немного мелочи и удостоверение. К пиджаку он не притронулся. Сел и немного поразмышлял о дальнейших действиях. На ум приходило немало способов опарафинить Сиротина, но Коновалов решил сдержать данное капитану слово, и никому не рассказывать о том, как он обделался. Поэтому было решено действовать по стандартной схеме. Глядя на Сиротина, он вслух сказал,
– Ну, товарищ капитан, засиделся ты на кабинетной работе. Настало время размяться. Сейчас я тебя загримирую, слегка переодену и отправлю на прогулку. Самое ценное у тебя, это удостоверение, и чтобы ты его в дороге не потерял, я его передам твоему начальству через одного хорошего человека, твоего однофамильца, между прочим. Всё будет по-честному.
Если бы документ был в пиджаке, то Коновалов его бы не тронул. Он щедро посыпал голову Сиротина дорожной пылью, затем, приподняв голову спящего, окропил её подсолнечным маслом, которого тоже не пожалел. По лицу капитана потекли грязные разводы, и теперь его не сразу узнала бы родная мать. Снял с него рубашку и туфли, всё это сложил в старую сумку, и с этой сумкой отправился к Левитану.
Во дворе у Левитана дрались два мужичка. Не отличаясь здоровьем, они быстро уставали, и драка шла с передышками. Презрительно усмехаясь, на них смотрела стоявшая возле забора Валюха. Коновалов её спросил,
– Чего это они? Из-за тебя?
– Нет. Они дерутся, кто отец моей дочки.
– Ишь ты! Чувства пробудились. А кто из них отец?
– Никто. Этот вообще тогда в тюрьме сидел, а тот со мной и не спал даже. Рядом пьяный полежал и всё. Слабак, да и было это за три месяца до нужного.
– Так скажи им об этом. Чего они зря мучаются?
– Говорила. Не верят дебилы.
– Значит, не теряйся, и на обеих подай на алименты.
– А толку?
– Тогда позови Левитана.
Драчуны мешали Коновалову, и он выгнал их на улицу, где они продолжили вяло мутузить друг друга. Во двор вышел Левитан. На нём была замызганная рубаха неопределённого цвета. А на ногах обшарпанные туфли разного размера. Более того, они были разного фасона. Коновалов спросил,
– Левитан, какой размер обуви ты носишь?
– Любой. А что?
– Я тебе хорошие туфли принёс. Примерь.
– Ежели за работу, то лучше магарыч.
– Нет, не за работу. Я принёс на обмен.
– Нехорошо так смеяться Родион Олексеевич. Какой обмен? У меня же ничего нет.
– Как нет? А на ногах у тебя что? Отдай мне свои скороходы, а эти забери себе. Заодно и рубашку снимай, я тебе взамен хорошую дам.
– Родион Олексеевич, ты серьёзно?
– Вполне. Тебе жалко эти обноски?
– Нет. Тебе-то они зачем?
– Это не твоё дело. Значит нужны. Да не болтай про это никому.
Потрясённый Левитан мигом снял рубашку, но обувать новые туфли не стал, и Коновалов понял, что он постарается их пропить. Родион сложил трофеи в сумку, и под изумлённым взглядом Левитана, отправился обратно.
Через несколько лет Родион убедился, что Левитан не врал насчет любого размера обуви. В ту пору Коновалов работал на винзаводе. Левитан иногда тоже там подрабатывал переноской пустых ящиков. Расплачивались с ним вином. Тара прибывала вагонами, и как-то раз в одном из них обнаружились забытые неведомым грузчиком добрые яловые сапоги. Кто-то из шоферов вспомнил про Левитана, и привёз их на винзавод. Наступала осень, и подарок был кстати. Сапоги Левитану оказались тесными, но он не сдавался. На босу ногу эти сапоги ему натягивали всей бригадой тарного цеха. Натянули, но снять их он уже не смог. И никто не смог. Чтобы освободить ноги, решили сапоги разрезать, но Левитан не дал. Сказал, что разносит. И разносил, но ещё долго не мог разуться, и месяц спал в сапогах.
Придя домой, Родион натянул на капитана добытые у Левитана рубашку и туфли, а затем отправился к своему приятелю Вите Фунту. Витя собирался на рыбалку. Ездил он на видавшем виды трофейном мотоцикле БМВ, доставшемся ему от отца. Этот реликт немецкой техники отличался от советских мотоциклов своеобразным выхлопом, но по-прежнему был силён и вынослив.
Последнее время Витя зачастил в соседний район на хутор Средний. Там завелась у него подружка толстушка, поэтому выезжал он к вечеру, ночевал у неё, а с утра двигал на пруд. Коновалов знал об этом, и, поздоровавшись, спросил,
– Опять на Средний едешь?
– Да.
– Ты ведь в курсе, что у меня машина не на ходу. А тут одного знакомого мужичка нужно подбросить до хутора Восточного. Тебе это по пути. Так как?
– Можно. Пусть приходит.
– Понимаешь, не всё так просто. Он по самые тесёмки пьяный у меня во дворе спит.
– А чего ты так за него переживаешь?
– Чувство вины. Это ж я его и напоил бабушкиной сливянкой. Кто ж знал, что он таким хлипким окажется?
– Слышал я про эту сливянку.