Это был местный уголовник с довольно мрачной репутацией. Многие его побаивались, но Родион даже за человека его не держал. Кличку свою Болван получил ещё в детстве за полную аморальность, хотя низкий уровень интеллекта тоже был в наличии. Болван нарушал нравственные принципы не специально, он их просто не понимал. Соответственно чувство стыда у него было атрофировано. Болван не был выражено агрессивным, но при отсутствии совести и чувства раскаяния от него можно было ожидать всего. Психически он был ближе к животному, и поневоле руководствовался в жизни неким собачьим инстинктом – тех, кто тебя боится, можно кусать, а тех, кто не боится, нужно уважать. Этим и жил.
Его вычислили с детства, а потому приятелей у него не было. Да и не могло быть. Мальчики в компанию его не брали, а девочки избегали. Даже в криминальной среде он был чуждым элементом, ведь и там есть своя корпоративная нравственность. Скорее всего, он был дефективным от рождения, и правильнее было бы не воспитывать его как человека, а дрессировать как зверя прямым воздействием кнута и пряника. Но интеллигентные родители воспитывали его по-человечески, годами внушая ему, что такое хорошо, и что такое плохо. Этих уважаемых людей трудно упрекнуть в неумении воспитывать, потому что брат и сестра Болвана выросли достойными людьми. Внешне Болван не был похож на дебила, и это, вероятно, сбивало с толку. Он спокойно выслушивал длинные нотации, кивая в такт головой, но советы доктора Спока на него не действовали.
Всё кончилось плохо. Однажды Болван, без особых на то причин, зарезал человека. От вышки его спас возраст. Восемнадцать ему исполнялось через месяц. Он получил по максимуму – десять лет. Мать в одночасье поседела, а отец умер, сердце не выдержало. Как и следовало ожидать, тюрьма его не исправила. Основательно отбив бельбухи, правилам общежития там его обучили, но в моральном плане он не изменился. Когда он отсидел и вернулся, то мать, наконец, разглядела его животную сущность, и в страхе переехала жить к дочке, оставив Болвана существовать в родительском доме.
Стычек с Болваном у Коновалова было немного. Родиону было лет девять, когда Болван мимоходом столкнул его с дорожки. Родион обозвал его нехрюткой, то есть недоумком. Болван замахнулся для удара. К удивлению самого Коновалова, у него не возникло никакого мандража, обычного в таких ситуациях. Родион не был супергероем, и поостерёгся бы обзывать старших ребят, весьма скорых на расправу. Болван был старше на три года, и без труда мог жестоко его избить, но Родион этого почему-то не испугался, смотрел тому в глаза, и даже не думал убегать или оправдываться. Каким-то образом Болван это почуял, опустил руку, пробормотал что-то матерное, и ушёл. Больше он никогда Коновалова не затрагивал. Впрочем, Болвана не боялись многие ребята, и Родион на этом фоне не выделялся. В дальнейшем он стал бросаться на Болвана сам, хотя и знал, что тот носит с собой финку или кастет.
Спустя время, под влиянием гормонов Болван стал приставать к девочкам. Нормально общаться он не умел, и действовал нахрапом, за что его неоднократно били. Но иначе он не мог. Родион в ту пору учился в седьмом классе. Однажды по дороге из школы в одном переулке он увидел Болвана, который прижал к забору пышненькую восьмиклассницу, и, угрожая финкой, лапал её среди бела дня. Девушка с перепугу боялась кричать, и только плакала от унижения. Родион подбежал, и не раздумывая дал Болвану по морде. Воздействие удара было скорее психологическое, потому что Родион был легче килограмм на двадцать, но несмотря на это, хулиган ретировался. Девчонка быстро убежала. Позже она поблагодарила Коновалова, и попросила об этом никому не рассказывать, но этим переулком больше не ходила.
Прошло много лет. Возмужалому Родиону Болван теперь и в подмётки не годился. Однажды в субботу к нему пришла мать Болвана, и попросила утихомирить агрессивного сынка. После его возвращения из тюрьмы, она стала переезжать к дочери, наняла трактор с телегой и грузчиков, но Болван, вооружившись большим ножом, выгнал всех со двора. Родион удивился,
– Вот те раз! А я тут, с какого боку?
– Одна женщина (та самая бывшая восьмиклассница) посоветовала обратиться. Она сказала, что вы имеете на него влияние, и он вас послушает.
– Да на него любой милиционер имеет влияние. Как увидит форму, сразу хвост подожмёт.
– Они ж его сразу посадят. А я не хочу быть к этому причастна. Понимаете?
– Понимаю. А зять?
– Не хочет с ним связываться.
– Ясно. А что у вас с лицом? Неужто руку поднял волчара?
– Ах, Родион! Это ещё полбеды. Он вообще относится ко мне, как к посторонней женщине. Для него нет разницы между матерью и какой-нибудь базарной бабой. Тюрьма его испортила вконец.
– Разуйте, наконец, глаза Валентина Андреевна. Он уродился порченым, и никакая тюрьма его испортить не в состоянии, потому что некуда.
– Наверное, вы правы, но мне от этого не легче.