Обратный отсчет: Тлакантский синдром

Он остановился напротив установки, глядя на бесшовный корпус и витки трубопровода. Пар смешивался с водой и остывал, жидкость отдавала тепло, стенки выдерживали давление, излучение оставалось внутри них. «А ведь можно было бы снимать энергию вот таким способом,» — подумалось Гедимину. «Меньше, чем с омикрон-реакцией, но осуществимо. Почему отказались…»

Сканирующий луч прошёл насквозь и показал стержни, покрытые мельчайшими чёрными точками — ирренций атом за атомом превращался в ипрон, и реакция всё ускорялась. «Сколько его уже наработалось?» — Гедимин тронул передатчик. Считать прибор не успевал — слишком быстро менялись данные. Гедимин вдохнул глубже, пытаясь унять тревогу. «Всё в норме. Вечером остановим. Остынет — измерим выработку. А пока… Попробовать с ним пообщаться? Если что не так — может, он скажет?»

Кожу обожгло. Висок кольнула раскалённая игла. Следом воткнулся ещё десяток. Боль вспыхнула и пропала — и снова вернулась, — невидимые иглы впивались в кожу и таяли. Гедимин растерянно мигнул — и сощурился от боли. Кое-как отключив её, он почувствовал резкий пульсирующий жар. Он бил из реактора узкими пучками, пронизывая сармата насквозь. «Оно не контактирует,» — мелькнуло в мозгу. «И с ним что-то не…»

Раскалённый воздух ударил в грудь, смёл сармата и швырнул назад. Гедимин дёрнулся и взвыл — спину пронзила боль. Он сполз по гранитной стене, хватая ртом воздух. Белая обшивка плавилась и капала на пол. Впереди горела зеленью бурлящая лужа, и зелёный пар стоял над ней.

— Hasulu! — выдохнул Айзек. Гедимин увидел, как вдоль опор станции растягивается защитное поле. Оно тут же покрылось чёрной «пылью» и зелёными разводами. Реактор разбрызгало по дну шахты. Сармат повернул голову и увидел крошево, оставшееся от трубопровода, — его расколотило о гранит.

— Живой? — Айзек остановился напротив. Он даже не пытался накрыть полем лужи расплава — только защищал механизмы. «Правильно. А этому надо дать остыть,» — подумалось Гедимину. «Вода выкипела, реакция должна прерваться. Это не „омикрон“…»

— Что с ним было? — выдохнул он, упираясь двумя руками в пол. Отчего-то ноги ослабли и на попытку их напрячь отзывались мелкой дрожью.

— Хлопнул, — отозвался Айзек, склоняясь над сарматом. — Поле не успело… Гедимин! Спина цела?

Сармат попытался перенести вес на руку, и хребет взорвался болью. Сквозь вспышки в глазах он видел, как Айзек подставляет плечо и вновь укладывает его на стену.

— С-спина, — прошипел он; боль не отключалась, и сармат дрожал уже всем телом. — Гранит… с-слишком твёрдый…

— Тихо, — глаза Айзека, присевшего рядом, были иссиня-чёрными. — Не шевелись. Вытащим.

23 мая 13 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Гедимин пошевелил пальцами ног. Только они у него сейчас и двигались — пальцы на руках и ногах; всё остальное, даже голова, было плотно пристёгнуто к твёрдой койке. Он скосил глаз на дозаторы, прикреплённые к плечу. Со вчерашнего дня ампул там убавилось.

— Лежи тихо, — буркнул где-то за правым плечом филк-медик. — Вытерпишь — через три недели встанешь. Нет — скрючит так, что в скафандр не влезешь.

Гедимин досадливо сощурился на потолок. Больше смотреть было не на что — уже третий день, с тех пор, как Айзек и пара строителей приволокли его, прижатого защитным полем к скафандру, в медчасть.

В дверях зашуршало. Филк-медик сердито фыркнул.

— Спокойно! Я соблюдаю требования стерильности, — раздалось где-то сбоку, и Гедимин мигнул. «Маккензи⁈»

— Он не в том состоянии, чтобы разговаривать, — угрюмо сказал филк. Гедимин услышал приглушённые шаги, потом, скосив глаз, увидел широкую полу шляпы и свисающий с неё лист.

— Джед всегда не в том состоянии, — Маккензи усмехнулся, но голос дрогнул. — Разговоры — не его сильная сторона. Как он? Не понадобится растить новый хребет?

— Не будет дёргаться — всё зарастёт, — проворчал медик. — Меньше трёх недель мы его тут не продержим. Хоть какая-то гарантия заживления.

— Не спорь с медиками, Джед, — Маккензи заглянул неподвижному сармату в лицо и нервно ухмыльнулся. — Работать с такой спиной ты всё равно не сможешь.

Гедимин угрюмо сощурился. «Он хоть раз обойдётся без дурацкой болтовни⁈»

— Что с реактором?

Сармата передёрнуло.

— Чистят, — помрачнев, буркнул он. — Вы там здорово всё угваздали. Разнесло в молекулярный слой. Ты знал, что так будет?

— Чуял, — отозвался Гедимин, вспомнив неотступную тревогу в день запуска. — Очень нестабильная реакция. Неуправляемая.

— Мн-да. И ценой твоей спины мы в этом убедились, — пробормотал Маккензи, кривясь и отводя взгляд. — Что ж, спасибо за помощь. Теперь лечись. О проекте не беспокойся — он сутки как закрыт.

Гедимин мигнул.

— Закрыт? А облучаемый образец…

Маккензи скривился, как от резкой боли.

— Распределился по шахте. Вчера. Благо, Айзек вплотную не стоял — не забрызгало.

— Взорвался⁈ — Гедимин, забывшись, заскрёб ногтями по койке в попытках подняться. Медик с сердитым шипением навис над ним, фиксаторы надавили на грудь.