Образ Беатриче

Примерно то же самое происходит и с образом города. В этом круге Флоренция впервые упоминается в тексте «Комедии». Данте часто помещает в ад своих личных врагов, как, впрочем, и тех, кого он ценил. Он называет некоторых флорентийцев, которых считал «достойными людьми», людьми, склонными к доброте, и хотя позже он находит их в очередных кругах ада, но не из-за вражды к ним, а из-за того, что они оказались причастны к его страданиям. Здесь «обжора» Чакко, с которым говорит Данте, обвиняет Флоренцию в ненависти и зависти. И если в начале своей речи он вспоминает Флоренцию с некоторым сожалением, то к концу изрекает пророчество, в котором остаются только «гордыня, зависть, алчность».

Цербер и обжоры — признаки участи Флоренции. Стремление к роскоши превратилось в обжорство, и теперь город поплатится за это. Когда-то он был един, а теперь разделен и обособлен, и каждая его часть враждебна другой. Об адском дожде, беспрестанно поливающем обжор в этом круге, Данте говорит: «Он правил не менял, не обновился, // Пока я был там» 2 (VI, 9). Этот круг удивляет Данте только двумя вещами: во-первых, неизменностью мучений, а во-вторых, тем, что, оказывается, существуют и другие грехи еще похуже, например, утрата благородства и сострадания. В этих первых кругах Данте очень чувствителен и постоянно подчеркивает это, во всяком случае, до тех пор, пока не видит драки гневливых, скупцов и транжир в грязи Стигийского болота. Но чувствительность этих первых кругов постепенно сменяется нарастающим чувством вины, чему способствует рост милосердия в душе поэта. Именно когда Данте освободился от отдельных своих грехов, он оказался наиболее открыт для упреков Беатриче. Так или иначе, но отсутствие милосердия на Пути Утверждения, скорее всего, поразит наши умы, но считать ли это грехом или очищением, зависит только от нас самих.

Если мы потворствуем нашей собственной luxuria, возникает злобная обида на любую luxuria, которой наслаждаются другие — сначала из-за того, что она не похожа на нашу, а потом как раз наоборот из-за того, что она такая же. Скупцы и транжиры в этом круге колотят друг друга с криками: «Зачем копить?» и «Зачем транжирить?». Неудивительно, что страж этого круга — Плутос — древний бог богатства, «вздувшийся от злобы», взывающий к сатане. Среди населяющих этот круг душ Данте никого не узнает, да и Вергилий не склонен задерживаться здесь. Он коротко комментирует происходящее:

Кто недостойно тратил и копил,Лишен блаженств и занят этой бучей;Ее и без меня ты оценил.Ты видишь, сын, какой обман летучий

Даяния Фортуны, род земнойИсполнившие ненависти жгучей...(Ад, VII, 58–63)

Правда, вслед за этим Вергилий на вопрос Данте о сущности Фортуны, произносит одну из самых удивительных сентенций:

Тот, кто превысил всех созданий знанье,небесный свод и ангелов творилтак, что из края в край течет сиянье,

равно распределяя блеск светил.Правитель общий, Богу подражая,мирские блески властно учредил.Блага пустые вмиг перемещая,он оживит одну, другую кровь,всеобщий ум людей оберегая.Суду судьбы ни в чем не прекословь:коль властвует один, другие вянут.

Змеей в траве таится, жалит вновьсудьба, и ваши знанья не обманутФортуны. Суд она вершит, гнетет,как в царствах прочих боги не устанут.Не знает отдыха круговорот,нужда ее быть быстрой заставляет:снуёт, кто перемены всем несет.Фортуну люди тщетно проклинают,хотя должны бы были похвалить,

и злыми голосами осуждают.Она же счастлива, с пути не сбить,ей радостно, как первых дней созданьям,сознаньем силы дух свой усладить.Но к большим спустимся теперь страданьям.Уходят звезды, что для нас взошли.Здесь долгое запретно пребыванье[93].(Ад, VII, 73–99)