Обрученные грозой

— И все военные, куда ни кинь взгляд, — продолжила она. — В нашей России-матушке, созданной по образу и подобию войска на марше, все служат, рапортуют и носят мундиры, и некуда деться от их армейских привычек.

Она задумалась и мечтательно протянула:

— Хотя… Должна признаться, я всегда была неравнодушна к военной форме. Мундир придает особый, бравый и статный вид любому, даже самому неказистому мужчине. А уж когда на коне, да с саблей наперевес…

Она вздохнула, Докки с Ольгой с улыбкой переглянулись. В свете о княгине до сих пор ходили легенды, поскольку при дворе императрицы Екатерины Алексеевны[5] она вела весьма оживленный образ жизни, и ее имя связывали с некоторыми известными в то время вельможами. Думская несколько раз была замужем, и даже сейчас у нее под рукой имелось несколько поклонников, всегда готовых ей услужить.

— У меня, напротив, вид военного мундира вызывает отвращение, — призналась Докки.

— Потому вы все гоняете этого… как его… Ламброда… — Думская подлила себе наливки.

— Ламбурга, — поправила ее Ольга. — Но он состоит на статской службе.

— Статские тоже носят мундир, да и все бывшие военные, — отмахнулась княгиня. — После отставки из армии идут служить во все эти департаменты да министерства.

— Ламбург в армии, кажется, не служил, — Ольга вопросительно посмотрела на Докки.

— Не служил, — кивнула Докки.

— Потому и такой занудный, — сделала вывод Думская и, посмеиваясь, сказала:

— Он мужчина, конечно, большой и шумный, но способен взволновать женщину, лишь напугав ее раскатами своего голоса. А ежели сердечко ее и забьется при его виде, так только от ужаса при мысли, что ей придется терпеть его докучливое присутствие и выслушивать его пустые разглагольствования.

— Зато не военный, — рассмеявшись, сказала Докки.

Ламбург казался человеком добрым и бесхитростным, но его бестолковость вкупе с беспардонностью, угодливость и трусливость были не теми качествами, которые могли привлечь к нему неглупую женщину, каковой себя считала Докки. Она никогда не поощряла его ухаживаний и уже не знала, как от него отделаться, поскольку Вольдемар не понимал ее намеков и не замечал ее проскальзывающей неприязни, которую она, будучи светской дамой, не смела слишком явно демонстрировать.

Ольга и ее бабушка также еле выдерживали компанию Ламбурга, но если подруга не считала возможным что-либо говорить по его поводу, то княгиня никогда не упускала случая пройтись насчет Вольдемара.

— Вот вбили себе в голову всякий вздор! — тем временем говорила Думская. — Где это вы в наше время найдете не военных да еще и не в мундире?! Разве смените светский круг на какой другой, где военные встречаются реже. Но почему-то мне не кажется, что общение с купцами и мещанами доставит вам особенное удовольствие.

Докки лишь повела плечами, сознавая, что перебарщивает в своем нерасположении к немцам и военным, она тем не менее даже не пыталась перебороть в себе стойкую неприязнь к тем и другим после своего замужества. Она делала исключение только для своего поверенного немца Букманна, которого слишком ценила и уважала, чтобы позволить в его случае взять верх над собственным предубеждением.

— Раз уж вас Маришка вытянула в Вильну, то используйте возможность и познакомьтесь там с достойными мужчинами. Вдруг кто по сердцу придется? Ваше вдовство, — княгиня окинула сердитым взглядом внучку и ее подругу, — вовсе не повод вести жизнь старых дев. Каждой женщине, независимо от ее возраста и жизненного опыта, нужно мужское внимание, вот что я вам скажу, мои дорогие. О, господи! — она досадливо крякнула. — Молодые, девчонки совсем, а записали себя в монашки! В любви есть свое удовольствие, которое вы никогда не получите ни от своих книг, ни от подружек, ни от…

— Бабушка! — покраснев, воскликнула Ольга, которая, как и Докки, проводила годы своего вдовства в одиночестве, и, желая сменить тему разговора, обратилась к подруге:

— Катрин Кедрина сейчас тоже находится в Вильне.

Катрин была их давней хорошей приятельницей. В конце зимы бригаду, в которой служил ее муж, генерал-майор Григорий Кедрин, перевели в Литву, и Катрин поехала к нему, оставив детей в Петербурге.

— С удовольствием увижусь с ней, — кивнула Докки. — Хотя я не намерена там задерживаться…

— И зря, — вновь напомнила о себе княгиня. — Я вон и Ольгу пыталась туда отправить, не хочет ни в какую. Может, с Докки поедешь? — обратилась она к внучке. — Все веселее, чем здесь с бабкой куковать — молодежь вон вся в Вильне гуляет.

Ольга отрицательно покачала головой:

— Докки пробудет в Вильне лишь несколько дней, бабушка. К нам же в мае приезжает ваша сестра…

— Нелегкая ее несет, — проворчала Думская. — А ведь в Вильне такое общество!

Она причмокнула, оживилась и стала загибать пальцы.

— Князь Вольский — камергер. Пожалуй, для вас староват, но хорош был лет тридцать назад. И этот, как бишь его… Санеев. Генерал, с лентой. Впрочем, у него жена да и возраст уже… кхм…