Общество усталости. Негативный опыт в эпоху чрезмерного позитива

Бартлби – это фигура без референции к себе самому или чему-то еще. Он существует без мира, потерянный и апатичный. Если он и является «белым листом», то потому, что он лишен всякого отношения к миру и чувств. Уже усталые и мутные глаза (dim eyes) Бартлби говорят против чистоты божественной потенции, которую он якобы воплощает. Малоубедительно и утверждение Агамбена, что Бартлби с его настойчивым нежеланием писать упорствует в потенции мочь-писать, что его радикальный отказ от воления выражает potentia absoluta[42]. Таким образом, нежелание Бартлби оказывается керигматическим[43] предвозвестием. Он воплощает чистое «бытие без всякого предиката». Агамбен делает из Бартлби ангельского вестника, ангела Благовещения, который тем не менее «ничего ни о чем не сообщает»

³². Однако Агамбен игнорирует то, что Бартлби отказывается от любого «поручения» (errand). Так, он упорно не желает идти на почту: “Bartleby”, said I, “Ginger Nut is away; just step round to the Post Office, won‘t you?” (…) “I would prefer not to”[44]. История, как известно, завершается любопытным сообщением о том, что Бартлби какое-то время работал клерком в отделе мертвых, то есть невостребованных писем (Dead Letter Office

[45]): Dead letters! does it not sound like dead men? Conceive a man by nature and misfortune prone to a pallid hopelessness, can any business seem more fitted to heighten it than that of continually handling these dead letters and assorting them for the flames?[46] Полный сомнений, юрист восклицает: On errands of life, these letters speed to death

[47]. Вот-бытие Бартлби – это негативное бытие к смерти. Этой негативности противоречит онто-теологическое толкование Агамбена, которое превозносит Бартлби как вестника второго творения, «рас-творения» (Ent-Schöpfung), которое вновь ликвидирует границы между тем, что было и чего не было, между бытием и ничто.

Хоть Мелвилл и позволяет мельчайшим росткам жизни взойти в Tombs, в силу гнетущей безнадежности, гнетущего присутствия смерти маленькое пятно травы (imprisoned turf[48]) подчеркивает негативность царства мертвых. Совершенно безнадежным кажется и утешительное слово юриста, с которым он обращается к Бартлби: Nothing reproachful attaches to you by being here. And see, it is not so sad a place as one might think. Look, there is the sky and here is the grass

[49]. На это Бартлби равнодушно отвечает: I know where I am[50]. Агамбен истолковывает и небо, и траву как мессианские знаки. Маленькое пятно травы как единственный знак жизни в царстве мертвых всего лишь усиливает безнадежную пустоту. «On errands of life, these letters speed to death» – вот, пожалуй, центральный посыл рассказа. Все заботы о жизни ведут к смерти.