Общежитие

Махаясь руками, Новосёлов наверх куда-то полез. Подкинулся на кровати. Рука хваталась. Не узнавала полку на стене. Глянул вниз…

Разгладив все свои неприятности в снящихся добрых снах, братья спали сном праведников…

Новосёлов повалился на подушку: чё-ёрт!..

Проснувшись рано утром, они лежали и бездумно-вытаращенно смотрели в разные стороны. Как две половинки единого распавшегося лица.Стеклянные их глаза походили на елочные игрушки, затонувшие в вате…Новосёлов боялся шевельнуться на кровати, кашлянуть… Но через какое-то время близнецы снова уснули.

За завтраком, не поднимая от стола глаз, они сказали, что поедут, наверное, домой. Сегодня же…

У Новосёлова сжалось сердце.

– Но почему, ребята? Как же так? Первый раз приехали в Москву, побыли два дня, ничего не видели – и назад. Кто же так делает?.. – Понимая,что скажет глупость, сам не веря в нее, всё же сказал: – Может быть… он придёт… Сюда… В общежитие…

– Нет,дядя Саша. Мы решили. Поедем. Извините нас…

Жалко было мальчишек до слёз…

– Может, с деньгами? – я дам…

– Нет… Спасибо… Поедем…

Пока Новосёлов был на работе, целый день просидели в общежитии, в комнате. Не выходили. Словно боялись, что их узнают.

Вечером Новосёлов втаскивал их чемодан в купейный вагон. Братья спотыкались сзади. Выпало им нижнее и верхнее место. Старушка говорливая напротив, рядом дочь её лет сорока. Всё хорошо, попутчики хорошие. Вот-вот поезд должен был тронуться… Ну, ребята! По очереди Новосёлов крепко обнял их. Похлопал по спинам. Пошёл по вагону.

Они стояли у раскрытого окна. В пыльниках своих. Запакованные,унылые, как голубцы. Новосёлов пригласил их приезжать ещё. На следующий год. Или зимой, на каникулы. А что? – остановиться есть где, приезжайте! Братья обещали. Вагон тронулся. Близнецы сразу же, как по команде, испуганно замахали. Часто-часто. Как машут малые дети. Новосёлов шёл,тоже помахивал. Почему-то сдавливало горло. Поезд заворачивало дугой, лиц близнецов уже не было видно, а они всё махали – сумасшедше вырывались из окна их руки. И, не видимое ими, жульем металось под вагонами солнце.

47. Сорок лет спустя

Тогда, в начале лета, она сидела перед Кропиным в кухне вместе с внучкой, толстенькой девочкой лет восьми-девяти.

При виде её старого, какого-то желтовато-оплавленного недовольного лица, подожжённого склеротическими костерками, при виде высоко и необычайно чадливо взбитых волос… на ум Кропину приходила далёкая, дореволюционная ещё смолокурня. Теперь вот обретшая ноги, пришедшая к нему в квартиру откуда-то с Алтая. С заимки. Пришедшая с посохом. Со своей сермяжной правдой…

– …Вы слышите меня? – громко спрашивали у него как у охлороформленного в операционной. И он вздрагивал, говорил, что слышит. То есть слушает, конечно. Извините…

Ходила по кухне Чуша, игриво поглядывая на Кропина. Как, по меньшей мере, на алиментщика. Долго разыскиваемого и вот, наконец-то, пойманного. Кропин, как заяц, косил одним глазом. Однако боялся только одного – как бы не ушла на плите манная кашка. Не подгорела бы там, не уделала бы плиту. Вставал, помешивал длинной ложкой. Возвращался на стул.

Постепенно стало что-то проступать, проясняться. В далёкие тридцатые здесь, в Москве, в небезызвестном ему, Кропину, институте работали с ним следующие товарищи… Товарищи были названы. Все. Никто не забыт.Притом особо подчёркнуты были две последние фамилии: Левина и Калюжный…

– Улавливаете теперь суть?..

– Нет, – честно взбодрил глаза Кропин.

– Я её сестра…

– Кого?..

– Левиной… Родная… Елизавета Ивановна…

Та-ак. Она хочет, чтобы как в романе. «Сорок лет спустя». Но, собственно, что же должно изобразить тут? Руками всплеснуть? Вскочить? Не может быть! Невероятно!.. Однако задача…

Женщина ждала. Улыбчиво, требовательно…

– Ну, и что же она?.. Как?.. Вероника Фёдоровна, кажется?.. Если память не изменяет, конечно?..

– Маргарита Ивановна! – вскричала радостно женщина. – Как вам не стыдно забыть, Дмитрий Алексеевич!

Дождавшись, когда Чуша ушла к себе, сестра Левиной приступила к подробному объяснению причин своего с внучкой визита, столь странного для Кропина. («Вы должны всё мужественно выслушать, Дмитрий Алексеевич, и принять. Всё!»)

Через полчаса выяснилосьЭто Всё … А зачем, собственно. Но – ладно.

– А почему вы сами не привезли Эти Бумаги? Чего ведь проще!.. – удивился Кропин.

– Видите ли, Дмитрий Алексеевич. Тут было две причины. Во-первых,мы не знали… живы ли вы – уж извините, пожалуйста. Во-вторых, Маргарита сама хочет вас увидеть, сама, понимаете? Ей многое нужно вам сказать лично. С глазу на глаз. Понимаете? Она больна, неизлечимо больна, да, всё это так (и это ужасно!), но она борется, она дождётся вас, Дмитрий Алексеевич, дождётся. Этим только и живёт сейчас. Неужели вы ей откажете?..

На Кропина смотрели глаза собаки, молящие, готовые заплакать. Кропин смутился.

– Но ведь я работаю… А ехать… сами знаете… На Алтай, в Сибирь…

– В отпуск, в отпуск, Дмитрий Алексеевич. Мы обождём… Мы дождёмся вас, дождёмся. Вы не пожалеете! Мы встретим вас как… как царя!Как Главу Государства! Дмитрий Алексеевич!