– Эрнандо, а где твоя дубинка?
– О, Эрнандо! – заметил Джейкс.
– Ага, Эрнандо, – повторил Джармен, перекатывая имя по языку. – Где же твоя дубинка?
Они дразнили Рамиреса так, что было ясно: при нормальной ситуации они бы поладили. У враждебного поддразнивания оттенок другой. Примерно такой, как они общались с Ригби – не считая его еще до конца своим.
Рамирес из заднего кармана достал металлический стерженек, резко махнул кистью, и стерженек раздвинулся телескопически примерно на два фута.
– Змейка? – удивилась я. – А я у тебя ее не заметила. Обычно я оружие вижу.
Он схлопнул змейку обратно в короткий стерженек.
– Ее почти не видно, когда убираешь. А почему ты решила, что у меня ее быть не может?
Я раскрыла рот – и закрыла, глядя на него. Он ухмылялся до ушей. Я про себя подумала: проглотить наживку или сделать вид, что не поняла. Да ладно, самый веселый момент за весь день.
– Ты намекаешь, что я смотрела на твои штаны?
– А как иначе ты могла бы решить, что у меня в заднем кармане нет предмета размером с авторучку?
Глаза его сверкали весельем.
Я пожала плечами:
– Я только смотрела, нет ли оружия.
– Все вы так говорите.
– А на мне не хочешь поискать оружие? – спросил Джармен.
Я повернулась к нему:
– Твое оружие я и отсюда вижу.
Он выпятил грудь, будто величественно шагнул вперед, не сдвигая ноги с места.
– Оружие моего размера трудно не заметить.
Я оглядела всех собравшихся мужчин и с трудом подавила желание задержать взгляд на Бернардо. Хотелось мне поспорить, что у него «оружие» самое большое в этой компании.
– Ну, Джармен, не знаю. Сам слышал поговорку, что дело не в размере, а в таланте.
И снова пришлось пересилить себя и не смотреть на Бернардо.
Джармен довольно осклабился:
– Поверь мне, крошка, у меня и то, и другое есть.
– Хвастаться легко, когда знаешь, что доказывать не придется, – сказала я, действительно его провоцируя.
Джармен скинул шляпу и посмотрел на меня – вроде как взглядом пытаясь сказать «подойди поближе». Пугающая гримаса у него получалась лучше соблазнительного взгляда – ну, ему наверняка чаще приходилось ее практиковать.
– Давай найдем, где нам мешать не будут, лапонька, и я готов доказывать.
Я покачала головой, улыбаясь:
– А что твоя жена скажет насчет нашего испытательного пробега? Кстати, очень симпатичное кольцо.
Он рассмеялся добродушно и низко. За него ответил Джейк:
– Его жена поднесет ему его собственный на вертеле.
Джармен кивнул, еще не до конца отсмеявшись:
– Ага. Она такая, моя Брен. – Он говорил мечтательно, будто ценил в своей жене это качество. Потом посмотрел на меня. – Она бы Маркса двинула по яйцам, а не поцеловала бы.
– Я об этом думала, – ответила я.
– А почему не двинула? – спросил Рамирес, но уже серьезнее, хотя в глазах все еще сверкали искорки смеха. Кажется, он хотел получить не шутливый ответ, а по существу.
– Он этого ждал. Может быть, даже хотел. Тогда он бы меня обвинил в нападении на сотрудника полиции и засадил бы на время за решетку.
Я ожидала, что хоть кто-то из троих скажет, что Маркс бы так не сделал, но все промолчали. Я оглядела вдруг ставшие серьезными лица.
– И никто не вступится за честь лейтенанта? Не возразит, что он не способен на такой неблагородный поступок?
– Никто, – сказал Джармен.
– Неблагородный, – повторил Джейкс. – Очень пристойные слова для поклоняющейся дьяволу наемной убийцы.
Я моргнула:
– Объясни, пожалуйста. И помедленнее.
Джейкс кивнул:
– Как сказал лейтенант, ты подозреваешься в исчезновении нескольких граждан, а также в танцах голой при луне с самим дьяволом лично.
– Последнего Маркс не говорил.
Джейкс осклабился:
– Но нам очень хотелось бы, чтобы он это сказал. – И Джейкс шевельнул бровью.
Я засмеялась, и они тоже. Всем было хорошо. Кроме Бернардо, который стоял у стены в стороне от этого благодушия и смотрел на меня так, будто впервые видит. Я еще раз его удивила.
– Маркс хотел тебя арестовать за злоупотребление магией – такие слухи ходили, – сказал Джармен.
Я резко к нему обернулась. Злоупотребление магией могло означать смертный приговор. Повернулась к Рамиресу.
– А ты знал, что он пытался это сделать?
Он взял меня за локоть, и мы отошли в другой конец коридора под раскаты веселого мужского смеха. Полисмены продолжали весело балагурить, и, судя по характеру смеха, речь шла обо мне и говорилось что-то такое, чего бы мне слышать не хотелось. В добродушных шутках ни в коем случае не следует нарушать чувства меры. Мне хотелось иметь репутацию своего парня, а не доступной девки. Очень трудно иногда провести эту грань.
Лучше было бы отойти и ничего не слышать, но именно сейчас мне не хотелось быть наедине с Рамиресом. Мне не нравилось, что он не передал мне слова Маркса. В общем, он для меня человек чужой и ничем мне не обязан, но я стала думать о нем несколько хуже.
Мимо нас прошла чернокожая сестра и скрылась в палате. Поскольку я здесь все видела в первый раз, то не могла узнать, та ли это сестра, что мелькнула здесь раньше. Она была примерно того же роста, но что можно разглядеть под хирургической маской?