– Ты мне раньше говорила, что хочешь изменить свою жизнь, чтобы она вся не состояла из крови и ужаса. Если хочешь ее переменить, Анита, придется ее усложнять. И придется снова начать верить людям, действительно верить.
Я покачала головой:
– Спасибо, что использовал против меня минуты моей слабости. Я теперь вспомнила, почему не доверяю незнакомым.
Наконец-то я разозлилась сама. Приятное ощущение, потому что привычное. Если я смогу злиться и дальше, то не буду тогда так смущаться.
Он схватил меня за локоть, и на этот раз не вежливо. Не было больно, но я почувствовала его стискивающие пальцы. Впервые с момента нашего знакомства он позволил себе показать мне, что под мягкой оболочкой кроется жесткое ядро. Такую сердцевину нужно иметь или приобрести, чтобы служить в полиции. Без нее ты можешь работать, но не будешь преуспевать.
Я улыбнулась:
– А что дальше? Резиновые шланги и свет в глаза?
Хотелось перевести все в шутку, но непринужденных ноток в моем голосе не было. Мы теперь оба злились. Под улыбками и манерами скрывался характер каждого из нас. Посмотрим-ка, чей крепче.
Он заговорил тихо, тщательно подбирая слова – так делаю я, когда мне хочется сорваться и заорать.
– Я мог бы просто сказать Марксу о вашей встрече. И о том, как ты утаиваешь от нас информацию.
– Отлично, – сказала я. – Так и поступи. Маркс прикажет его арестовать и обыскать бар. Может быть, даже найдет достаточно магических параферналий, чтобы закатать его в тюрьму по подозрению в злоупотреблении магией. И куда это нас приведет, детектив? Бако за решеткой, а через несколько дней – новые трупы. Выпотрошенные. – Я подалась поближе к нему и шепнула: – И после этого ты будешь спокойно спать, Эрнандо?
Он отпустил меня так резко, что я покачнулась.
– А ты знаешь, ты настоящая стерва.
Я кивнула:
– Когда того требуют обстоятельства – можешь не сомневаться.
Он покачал головой, потер плечи ладонями.
– Если я это утаю и дело обернется плохо, конец моей карьере.
– Скажешь, что не знал.
Он покачал головой:
– Слишком многие знают, что я – твой эскорт от полиции. – Он сумел произнести последние слова со смачной иронией. – У тебя назначена с ним вторая встреча?
Я попыталась скрыть удивление, но тут уж непроницаемая мина лица меня выдала. Как если тебя спрашивают, спишь ли ты с таким-то, а ты отказываешься отвечать. Молчание – знак согласия.
Он заходил от стены к стене:
– Черт побери, Анита, я не имею права это утаивать!
Я поняла, что он говорит всерьез. Встала у него на дороге, чтобы ему пришлось остановиться и посмотреть на меня.
– Марксу об этом говорить нельзя. Он все испортит. Если про меня он думает, что я танцую с дьяволом, то при виде Ники Бако он впадет в истерику.
Злость больше не искажала лица Эрнандо.
– А когда встреча?
Я покачала головой:
– Сначала обещай, что не скажешь Марксу.
– Он руководит расследованием. Если я ему не скажу, а он узнает, я могу ему сразу отдать бляху.
– Похоже, его здесь мало кто любит.
– Все равно он старше меня по званию.
– Он тебе начальник, – сказала я. – И ни в коем случае не старше по званию.
На это он улыбнулся:
– Лесть тебе ничего не даст.
– Это не лесть, Эрнандо, это правда.
Он замолчал, глядя на меня. Лицо его приняло обычное выражение – то, какое я считала обычным. Может, он в свободное время режет щенков. Ладно, это, конечно, не так, но все равно я его не знала. Мы чужие, и все время мне приходилось себе об этом напоминать. А мне все равно хотелось относиться к нему как к другу или лучше. Что со мной творится?
– Когда у вас встреча, Анита?
– Если я не скажу, то что будет?
Снова тень решительности появилась у него в глазах.
– Тогда я скажу Марксу, что ты скрываешь информацию.
– А если скажу?
– Тогда я пойду с тобой.
– Не выйдет.
– Я тебе обещаю, что не буду выглядеть как коп.
Я оглядела его – от начищенных туфель до коротко стриженных аккуратных волос.
– И в какой это альтернативной реальности ты будешь НЕ ВЫГЛЯДЕТЬ как коп?
За спиной послышался звук открываемой двери, но мы не обернулись. Пожалуй, мы увлеклись игрой в гляделки.
– Рамирес! – заорал Джармен.
И на этот крик мы повернулись оба. Доктор Эванс стоял, прислонившись к стене, держа руку вверх. Запястье блестело, как алый браслет.
Мы с Рамиресом оба бросились через холл так, будто дверь была за милю от нас, а добежать следовало за секунду. Джармен и Джейкс уже скрылись за дверью, Бернардо замешкался, и пока дверь была открыта, вопли прорезали больничную тишину. Низкие, бессловесные, исполненные дикого страха, и я знала непонятно откуда, что это вопль человека. Я уже была возле двери, возле Бернардо, и Рамирес бежал за мной как тень.
– Неудачная мысль, – сказал Бернардо, но исчез за дверью на миг раньше, чем мы успели до нее добежать. Господи, как я ненавижу каждый раз оказываться правой!
39
Белая стерильная палата превратилась в ад. Оглушительный, хаотический ад. Ко мне метнулась рука без кожи, я полоснула ее клинком, выхваченным из наспинных ножен. Рука отдернулась, окровавленная. Они ощущают боль. У них идет кровь. Боже мой.