Обвиняется в измене

Соня отчаянно пытается не следить взглядом за движением моих пальцев, но проигрывает уже на третьей пуговице, а я, как настоящий змей-искуситель, бессовестно пользуюсь ее слабостью. Все-таки у моих славных родственников была горячая кровь, и большое им спасибо за то, что на моей смуглой коже ровно столько волос, сколько должно быть, чтобы привлекать женщин и не выглядеть бабуином на выгуле. На груди вообще нет, а женщинам, кажется, это по душе, особенно если вместо волос там тату страшной ацтекской маски.

Одуван с шумом втягивает воздух, когда я стряхиваю рубашку и выразительно берусь за ремень на брюках. Приходится остановиться, чтобы медленно - хоть мне ни хрена не хочется медлить - вытащить его из шлеек и отправить следом за рубашкой.

- У меня есть одно правило, Одуван. - Я киваю ей за плечо. - В спальне нельзя быть одетыми. Вообще. И чтобы ты знала, - подхожу к ней впритык, провожу рукой по щеке наслаждаясь тем, как доверчиво она тянется вслед за ладонью, - я придумал его только что, специально для нас.

Пока она пытается переварить мои слова, я успеваю переставить ее за порог, словно маленькую статуэтку, стараясь не пялиться на ее грудь, потому что в таком состоянии близок к тому, чтобы, как мальчишка, пускать на нее слюни. Она шумно дышит ртом, хватает воздух в районе моей груди и сильно, до лучиков морщинок в уголках глаз, жмурится, как будто ведет тяжелую внутреннюю борьбу. И вот-вот проиграет. Но я на всякий случай подстраховываюсь, чтобы ее мысли окончательно свернули в нужное мне русле.

Взгляд вниз; по шее, к уголку ключицы, животу и трусикам, которые она смешно «комкает», нервно стискивая ноги. Она такая возбужденная, что я буквально чувствую особенный, ни на что не похожий ритм ее сердца.

Медленно, скользя ладонями по талии и цепляясь в ее бедра, опускаюсь перед ней на колени. Не могу удержаться от лёгкого укуса над выступающей бедренной костью, пока ладонь протискивается между коленями. Соня вздыхает, чтобы не упасть, цепляется ногтями мне в плечи, и я в ответ негромко рычу, потому что теперь там точно останутся следы. Еще одна отметка в добавок к той, которая так приятно саднит на шее.

Я настойчиво, преодолевая сопротивление, проталкиваю ребро ладони вверх, до развилки между ее ног, притрагиваясь кожей к влажной ткани трусиков.

Она такая бесстыже мокрая, что одного взгляда снизу-вверх достаточно, чтобы даже в темноте комнаты увидеть абсолютно красные от стыда щеки. Это невероятно заводит и пугает одновременно. Потому что вот сейчас на меня лавиной валится понимание момента: здесь и сегодня, в эту ночь, я буду ее первым мужчиной, и от меня зависит, полюбит ли она секс так же, как люблю его я или станет одной из тех мужчиноненавистниц, которые считают секс всего лишь унизительным способом мужского доминирования над женщинами.

Понимаю, что спешу, но отодвигаю ткань в сторону, провожу пальцами по влажным припухшим складкам, не пытаясь их раздвинуты, а лишь поглаживая, чтобы моя испуганная малышка привыкла к посторонним прикосновениям. Обязательно спрошу ее потом, трогала ли она себя, мастурбировала ли с мыслями обо мне. Обязательно заставлю показать мне, как она это делает.

Я так увлекаюсь своими больными фантазиями, что не замечаю, как проталкиваю пальцы внутрь нее, развожу половые губы, пытаясь найти ее маленькую точку удовольствия, от которой моя малышка сегодня точно сойдет с ума.

- Нет, нет... - Соня снова становится на носочки, хочет убежать от моих слишком смелых прикосновений, но второй рукой я надежно удерживаю ее на месте. - Не надо так... это очень…

Я пробую просто протолкнуть в нее палец, и она тут же, словно вторая кожа, обхватывает меня крепко, туго, горячо и плотно. Мозги за секунду превращаются в бесперебойный источник порнографии прямо в мозжечок, потому что член уже окаменел, предвкушая, как туго ему будет внутри этой малышки.

Хрен знает, где взять терпение. Я исчерпал до суха весь годичный запас, и одному богу известно, почему до сих пор не набросился на нее и не трахнул прямо на полу, наслаждаясь стонами, которые будут раздаваться из этого хорошенького рта. Невинного и такого же тугого.

Бля. Я тронусь, я тронусь, я уже почти…

Пока колеблюсь, Соня успевает выскользнуть, и воздух прохладой щекочет влажные от ее возбуждения пальцы. Все это полное извращение, но я все равно ловлю ее взгляд, прежде чем слизнуть ее вкус кончиком языка, мысленно воображая, что скоро все это сделаю с ее клитором, под самый охуенный аккомпанемент криков моего Одуана.

Соня пытается отступить еще дальше, но натыкается на кровать и резко садится, чтобы не упасть.

- Тебе очень идет эта поза, - демонстративно пялюсь на ее разведенные ноги. Пусть не думает, что я буду облегчать ей задачу и помогать играть в скромницу. Даже если это в некоторой степени меня заводит, я хочу увидеть, что с ней будет, когда мы займемся сексом. Не пуританским, само собой.

- Ты нарочно? - Одуван пробует сесть иначе, сжать колени, но я быстрее и крупнее.