Обвиняется в измене

— Хватит мне тут цитировать старые фильмы, Одуван, а то я еще не решил, сожрать тебя целиком или отпустить с миром, — он потирает щеку с выразительным отпечатком моей пятерни, скалится и добавляет: - Или провести учебно-воспитательную работу. Говорят, до особенно «умных» лучше всего доходит через задницу. Раз уж так сложилось, что именно в ней, судя по всему, протекают твои основные мыслительные процессы.

Он берется за ремень на брюках и нарочно выразительно его расстегивает.

Непонятно каким образом это происходит, но я вдруг отскакиваю от него в другой угол кабинки и выставляю вперед обе руки.

— Я буду кричать!

— Больная, - тяжело вздыхает Денис, спускает брюки и, как ни в чем ни бывало выходит из примерочной, оставив меня наедине с испачканной одеждой.

Мне нужно немного времени, чтобы прийти себя: подышать, успокоиться, в конце концов вспомнить, что я решила быть самостоятельной и взрослой и больше не давать себя притеснять. А тем более указывать, где у меня мозги.

Вот же... нехороший человек.

Я кое-как приседаю, подавляя головокружение, сгребаю одежду в охапку, выхожу и осматриваюсь. До ближайшей корзины — десяток шагов, и для этого мне придется пройти через часть зала. В центре которого, словно статуя Микеланджело, только в трусах с неизменным логотипом «СК», стоит Ван дер Мейер, и, словно цветок страсти, благоухает, созывая пчел для опыления. Обе жужжат вокруг него, с каким-то слишком уж натужным благоговением прикладывая к его груди рубашки и галстуки, как будто от этого зависит, высадимся ли мы на луну в следующем году.

Собрав волю в кулак, выразительно топая по мраморному полу, иду до корзины и со вздохом облегчения сваливаю туда испорченную одежду. А потом прямиком к двери. Пусть не думает, что я собираюсь терпеть его позерство.

— А ну стоять, - рыкает мне в спину Денис. — Переступишь порог — я тебя лично выпорю

«Ага, так я и послушалась!» - мысленно дерзко огрызаюсь я.

Но все-таки не решаюсь опустить ногу и потихоньку, спиной, как рак, пячусь обратно в зал, как будто какая-то невидимая сила решила взять под контроль мое тело и распоряжается им вопреки моей воле и желаниям.

Знаю я, что это за сила.

— Папочкин сынок, - ворчу себе под нос, незаметно прикладывая ладонь к животу, — Будешь ему подыгрывать — не видать тебе борща с солеными огурцами.

Я усаживаюсь на диванчик, сбрасываю с плеч пальто и нарочно тяну самый нижний журнал из высокой стопки на столе. Само собой, пирамида тут же подкашивается и неумолимо сползает на сторону, чтобы через секунду превратиться в груду на полу. Одна из работниц магазина недовольно поворачивает голову, мерит меня взглядом и снова устремляется к Денису.

— Одуван, иди-ка сюда, - зовет он, нс я делаю вид что оглохла и ослепла, и статья о вреде порнографии, которая оказывается на первом же случайном развороте, интересует меня намного больше, чем прихоти Тирана. Он повторяет еще раз, чуть повысив тон, а потом снова угрожающе рычит: - Быстро, Соня, пока мое терпение не отыгралось на тебе за убитые и невосстановимые нервные клетки.

И ведь таки иду к нему. Не хочу, а иду: ноги сами несут, и руки тут же сбрасывают клешни одной из продавщиц, которая чуть не вьется вокруг Дениса, словно профессионалка у шеста. Стреляю взглядом во вторую, а когда она пытается сделать вид, что не понимает молчаливых намеков, дополняю их словами:

— Этот галстук годится, только чтобы повесить на нем пиньяту [Пиньята - мексиканская полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги с орнаментом и украшениями. Пиньяту подвешивают на крюк к потолку, одному из детей дают в руки палку, завязывают глаза и раскручивают на месте, после чего он пытается отыскать и разбить пиньяту, чтобы достать конфетное содержимое.] на скучном детском празднике.

Она реагирует недовольным фырканьем, но все-таки тоже отступает, пока я выбираю на стоящей тут же стойке темно-синюю рубашки из полированного до эффекта влажного блеска шелка. Слава богу, Денис уже в брюках, плохо то, что они слишком сексуально обхватывают его бедра, мешая мне сосредоточиться на своих обязанностях.

Пока я помогаю ему одеться — точнее, Денис неплохо справляется и без меня, оставляя мне роль помощницы в застегивании пуговиц на манжетах, — у него настойчиво звонит телефон где-то в кармане брошенного на диван пальто.

— Не хочешь ответить? — снова язвлю я. — Вдруг супруга беспокоится, как ты тут, держишь ли оборону?

— Еще пара таких фразочек, Одуван, и я окончательно поверю, что ты нарочно меня провоцируешь. Любишь, когда тебя ставят на колени и лупят по заднице? Так бы сразу и сказала, А то…

— У нас будет ребенок, Денис...

Слова рождаются сами, абсолютно без каких-либо намеков на то, что я собираюсь это сказать. Как будто на лекции по русским классикам я вдруг встала из-за стола и прочла доклад о строении инфузории-туфельки.

Рука Дениса замирает в воздухе, и я зачем-то тянусь к ней, чтобы расстегнуть — и Снова застегнуть пуговицу.

Даже близко не представляю, что он на все это ответит.