Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

— Отец его, Иннокентий, хороший человек был, — припомнила баба Настасья, — сгубили его фашисты в войну. Он Федьке своему какое-то дивное имя придумал. Мать тоже померла, а Федька-то — чистый варнак: всегда ножик за голенищем, в любой драке первый и работать не любил, все за золотом шлялся по приискам. Твоей старшенькой, Тасюня, скоро шестнадцать? На свадьбе-то у тебя, помнится, другой гармонист был. Федька в тот год, сказывали, на север подался и больше так и не объявился.

Сомова бросило в жар. Хмель, затуманивший было голову, мгновенно исчез. Ему захотелось обнять бабку, расцеловать соседку. Но Николай сдержался.

— Налей, баба Настя, еще по одной, никогда такой вкусной наливки не пробовал. Хочу выпить за ваше здоровье, — а сам с торжеством подумал: «Все, дорогой Николай Павлович! Все! Эту рюмку выпей за себя. Молодец! Раскрыл-таки эту проклятую «Тайну». Ясней ясного, что Яковлевых убили Драгин с Лыткиным. Если здесь и нет этого самого Фридриха, то Драгин скажет, где он. Фролову не рассказал, а ему, Сомову, все расскажет. Он поднял стопку, встал и от души пожелал женщинам здоровья и исполнения желаний. Сказал, что устал, пойдет спать, потому что завтра начинается работа.

Пройдя в боковушку и не раздеваясь, он упал на свою постель. Первый раз за много дней спал Николай Сомов спокойно, не просыпаясь до самого утра.

Ночью Николай окоченел от холода. Спал он прямо на земле, подостлав махровое полотенце. Спал плохо, проснувшись, натянул на себя всю одежду, что оказалась в рюкзаке, но все равно никак не мог согреться. «Просто удивительно, какой климат в здешних местах, — думал Сомов. — Днем было жарко, хоть иди в одних плавках, а сейчас впору закутаться в шубу. Молодец баба Настя!» — похвалил он про себя старуху. Обрисовала всю дорогу в этот распадок так, что он вчера нигде и не сбился. Шел долго, а когда поднялся на сопку, глянул вниз — от величия и дикой красоты даже дух захватило. Витим, зажатый в серо-коричневые безлесые скалы, наконец вырвался в широкую ложбину и расплескался заливом. Видно, река за многие века размыла берег, и образовался глубокий и спокойный затон. Сверху было видно, как русло Витима повернуло к противоположному берегу и ушло под крутой скалистый обрыв. Рассматривая с сопки затон, сразу отыскал избушку Драгина. Да ее и нельзя было не заметить. Три избы возле складов и пристани стояли одна к одной, а Спиридон, как отшельник, срубил свою в стороне. Сомов решил вначале понаблюдать за Драгиным, выяснить, нет ли кого-нибудь с ним, мелькнула мысль: «А вдруг здесь же обосновался и Федор Лыткин?» Николай очень удачно выбрал место для наблюдения. Прямо над ручьем, что сбегал в залив, на берегу Витима поднималась отвесная скала с навигационным знаком на вершине. Сомов подумал: раз люди водрузили там створный знак, значит, и он сможет туда забраться. И верно, с противоположной стороны отыскалась крутая тропа. По расщелине Сомов вскарабкался на небольшой выступ с углублением, похожим на нору или крохотную пещеру, и здесь провел остаток вчерашнего дня. Наблюдательный пункт оказался удобным: распадок и залив были как на ладони, а снизу его не видно. Драгина Николай узнал сразу, да и не с кем его было спутать. Возле затона жили еще двое: муж и жена, оба молодые. Две другие избы пустовали, однако выяснить, есть ли кто еще в драгинском зимовье, не удалось, и Николай остался в своей пещере на ночь, с тем чтобы понаблюдать утром. Постепенно Сомов согрелся, и сразу же его сморил сон...

Крупная рыбина, освобожденная из сети, плюхнулась в лодку. Задыхаясь, она широко открывала рот, извивалась, пытаясь снова вернуться в воду. К ней потянулась рука, заскорузлыми пальцами схватила за хвост и перевернула спиной вверх. В другой руке мелькнула деревянная колотушка и сильным ударом размозжила рыбью голову. Руки подняли рыбу и швырнули в огромную корзину, стоявшую посредине лодки. Пальцы снова стали перебирать сеть. Сомов подкрутил кремальеру мощного бинокля и чуть приподнял его. В окулярах, словно в оптическом прицеле, возникло обветренное лицо Драгина. Сомов рассмотрел его до мельчайших подробностей. На правой скуле небольшая родинка, прямой, резко очерченный, гладко выбритый подбородок, узкие, тонкие губы, окаймленные морщинами, и холодные, безразличные глаза.

«Вот так же хладнокровно убивал он Яковлевых», — подумал Николай и опустил бинокль. До лодки было метров полтораста, и ему даже без бинокля было отлично видно морщинистое загорелое лицо Драгина и вытянутая морда крупной серой лайки, расположившейся на носу лодки.

«Убийца, зверь! Ну наконец-то я тебя выследил!» — Сомова захлестнуло какое-то неведомое чувство, он сжался, готовый к прыжку, и, пожалуй, ринулся бы прямо со скалы на Драгина и тут же вступил бы с ним в схватку и обязательно бы победил... Николай никогда не был охотником и не знал, что им овладел один из древнейших инстинктов — азарт охоты. Постепенно он пришел в себя, проследил, как Драгин втащил корзину с уловом в склад и вместе с лайкой отправился в зимовье.