Обычные люди

Потом они заговорили об уютных пуховых одеялах, об этом особенном, очень старом одеяле, которое лежит рядом с телевизором и в которое заворачиваешься, когда хочется спрятаться от всего мира и впасть в зимнюю спячку; идеальная вещь для такой вот погоды, и они по полной воспользуются такими одеялами, когда вечером придут домой. Дэмиэн слушал их – а скорее просто слышал – и надеялся, что они не попытаются вовлечь его в беседу, как иногда случалось. Сегодня ему особенно трудно было сидеть в офисе. Два дня назад он получил очередное родственное распекание от Патрика и Верены, и до сих пор не пришел в себя, к тому же у него болела голова, и он сильнее, чем обычно, досадовал на раздражающее существование с девяти до пяти, когда без конца треплешься с одними и теми же людьми просто потому, что они сидят рядом; когда постепенно узнаёшь все интимные подробности их повседневной жизни: Мёрси постоянно нужна пудра и бальзам для губ, у Анджелы обморожены ступни, из-за чего она ходит по офису в тапочках, Том что-то запланировал на выходные вместе со своей походницей-женой и двумя сыновьями. От снега все делалось насыщеннее, громче, ближе. Дэмиэн чувствовал себя узником. Отопление чересчур шпарило. Холодная белизна за окном казалась и манящей, и неуместной.

В половине двенадцатого прибыла тележка с сэндвичами – высокая серебристая конструкция, у которой в последнее время скрипело колесо. Каждый день она появлялась в одно и то же время – слишком рано, к детскому обеду. Эта тележка для Дэмиэна служила доказательством, что в школе нас готовят именно к такому будущему, что с самых ранних лет нас начинают тренировать для содержания в неволе: форма, пятнадцатиминутные перерывы, нелепый преждевременный обед. Тележка с сэндвичами обозначала тот момент его рабочего дня, когда он острее всего ощущал: в его жизни требуется резкая перемена, перелом, какой-нибудь скандал, шок, встряска; тогда он сильнее всего желал удрать, сорвать с себя костюм, с воплями выбежать из здания и броситься… куда? Не домой, не в Доркинг, а в какое-то вольное, нескованное место, в какой-нибудь океан или другую страну, в потустороннюю сферическую область, где само дыхание воспринимается как нечто чудесное и дует свободный, осязаемый ветер, и никакое препятствие не ставит под сомнение его необходимость. Но нет, обычно с прибытием тележки Дэмиэн просто вставал со своего темно-синего вертящегося кресла, как и все остальные, потягивался и подходил ближе. Люди собирались в кучку, перекидывались шуточками среди шуршания пластиковых оберток, шороха пакетов с чипсами, звяканья мелочи – и затем возвращались к своим столам, на время оживляясь в предвкушении обеда; их мониторы останутся включенными, чтобы и во время еды сотрудники могли туда поглядывать – или же наслаждаться минутами законного и бесконтрольного блуждания по Сети. Но сегодня Дэмиэн обнаружил, что не в состоянии совершить это краткое паломничество в Мекку сэндвичей – среди оголодавших сослуживцев, под низким потолком. Шорох пакетов с чипсами и скрип разболтавшегося колеса лишь усиливали головную боль. Когда Том дружелюбно подтолкнул его локтем и спросил, пойдет ли он за обедом, Дэмиэну захотелось его избить. Он посмотрел в окно, увидел, как тучи медленно ползут по небосводу, и где-то совсем близко и в то же время словно бы с небес снова раздался голос отца, послышались эти знакомые десять слов: «Сколько еще ты будешь жить так, словно идешь по канату?» И вот тогда Дэмиэн сбежал.

Нет, он не завопил, покидая здание. Вопль звучал у него внутри. После клаустрофобной жары офиса уличный холод вызвал у него дрожь. И ощущение пронзительности всего, непомерной тяжести каждого мгновения. Он так пока и не побывал на могиле. Не положил цветы, не встал на колени посреди некрополя, не разобрал коробки в гараже. Он боялся. Боялся пустоты, боялся найти отражения себя самого. И теперь они преследовали его, эти мелкие прегрешения, мешая мыслить ясно, и не только они – все, вообще все

было неправильно, подробности расплывались, основания рушились. Да, он действительно

шел по канату, спотыкаясь, падая, а Лоуренс гнался по пятам, тянул его вниз – вдоль этого южнолондонского тротуара, покрытого снежными подушками, в этой альтернативной прогулке к другим сэндвичам, к Pret A Manger, куда Дэмиэн теперь и вошел, осознав, что, несмотря на все свои внутренние бури, он голоден.