Обычные люди

— Значит, если мы купим билеты в Рим, все, что им останется, — дождаться нас у Иванова, — заключила Мира.

— Прилететь в Женеву — и оттуда на машине?

— Слишком далеко.

— Тогда в Загреб или в Любляну, а оттуда быстро на самолете? Можно еще в Ниццу, или Геную, или, — у меня приятно кольнуло в сердце, — в Палермо. Оттуда можно на корабле или пароме.

Мира оторвалась от ноутбука и приподнялась на лежаке:

— Корабль не очевиден. Могут не сразу понять, что мы там.

Мое внутреннее довольство собой поднялось на десять пунктов.

— Сейчас посмотрю рейсы, а купим прямо перед вылетом, — говорила я сама себе, радуясь собственной сообразительности.

Вариантов перелета было чуть не миллион, и я принялась мониторить их все, попутно сразу смотрела маршруты морского транспорта — так, чтобы не задерживаться в одном городе подолгу. Но пляж оживал, и я то и дело отвлекалась на происходящее вокруг.

Наступил флоридский яркий, жаркий день. Песок был мелкий, приятный, но пляж оказался усыпан водорослями, кучки лежали тут и там — в кино такого не показывали. К морю выползали отпускники. Мне всегда казалось, что на пляже в Майами отдыхают сплошь миллионеры с сопровождающими их длинноногими моделями, ну или селебрити с личной толпой папарацци. Но здесь были самые обычные люди — высокие и длинноногие, низенькие, с животами и без, красивые и не очень. Американские бабушки, вооруженные гигантскими сумками, вели загорать внуков. Семьи с маленькими детьми озабоченно перемещали шезлонги так и сяк, сдвигали зонты. Родители мазали друг друга и детей солнцезащитным кремом, по очереди бегали за малышами, которые норовили то залезть в море, то разбрестись в разные стороны, то поесть песка. Молодые пары, те, которые пока без детей и обручальных колец, располагались в шезлонгах у самой воды. В модных купальниках, с татуировками, подтянутые, со сдержанным самодовольством в глазах. На вышку поднялся спасатель — молодой мускулистый мужчина в красных трусах и форменной повязке на руке. Его выгоревшие на солнце кудри доходили до плеч, трехдневная щетина придавала лицу очаровательную дикость. Он приосанился, осматривая пляж, и под его взглядом все женщины втянули животы, вытянули губы и перестали дышать. И я тоже. По-хозяйски осмотрев пляж, он достал из-под стойки флакон с солнцезащитным спреем, и мы повернули головы и смотрели, как золотая в лучах солнца пыль опадает на руки, плечи и кубики красавца. Обрызгав себя с головы до ног, он выполнил несколько разогревающих упражнений, уселся в кресло и уткнулся в телефон. Через несколько минут наши губы и животы вернулись в первоначальное состояние, и все перестали обращать внимание на спасателя, как если бы он стал предметом мебели.

— Ты ищешь билеты или загорать пришла? — подала голос Мира.

— А, ну да, сейчас, — откликнулась я.

Но не успела повернуть голову к экрану, как подошла еще одна колоритная группа: мать, отец и дочка лет десяти. Все трое с красной, обгоревшей на солнце кожей были невероятно толсты, словно надутые шары, и одеты одинаково — в облегающие шорты и футболки. На розовой футболке, обтягивающей необъятную грудь матери, была надпись «Bomb mommy». Они расположились прямо рядом с моим шезлонгом, на песке, расстелили полосатые полотенца, скинули одежду и стали намазываться кремом. Я смотрела во все глаза — таких ребят надо было хорошо запомнить, до мельчайших черточек, складок, родинок и родимых пятен. Это часть работы художника. Повороты головы, то, как они щурились от солнца и по очереди надували плавательный матрас с головой единорога и дугой-радугой. Я заметила, что Мира с ужасом таращится на огромные купальные трусы папаши, красные со звездами, и на живот его жены, снизу едва поддерживаемый бикини. И поскольку это была вторая эмоция, которую я заметила у Миры за время, проведенное вместе, я убедилась, что выбрала достойные типажи для изучения.

Потом они начали размышлять вслух, перемежая речь крепкими словечками, поесть сейчас или сначала сходить искупаться. Они так долго обсуждали то и другое, словно от выбора зависела жизнь Земли или как минимум одного из континентов. В результате отец и дочка направились к морю. Мать завязала в узел обесцвеченные волосы, отросшие у корней на несколько сантиметров. У нее была богатая шевелюра, и стало похоже, будто она надела белую шапочку, из-под которой выглядывают темные волосы. Потом она, не вставая с места, сфотографировала мужа и дочку, которые зашли по пояс в воду и стояли — этакие бегемотики, — раздумывая, плыть или нет.