Отперев дверь, Бергаст посветил в темноту фонарем. Изнутри послышался тихий звон цепей и щелкающие звуки, напоминающие шум крыльев насекомого. У дальней стены за руки было подвешено существо, опустившее голову на грудь. От него исходило ужасное зловоние.
– Мистер Ластер, – спокойно сказал Бергаст. – Могу я снова называть вас Уолтером?
Лич поднял лицо и моргнул своими водянистыми глазами, в которых, помимо проблесков интеллекта, проскальзывало что-то быстрое и жестокое, уже не человеческое. Он наблюдал за посетителем.
Бергаст повесил фонарь на вделанный в потолок крюк и, засунув большие пальцы за вырезы жилета, посмотрел на лича. Затем он подошел к маленькому столику в углу и взял блюдо с некой черной субстанцией, похожей на жвачку.
Уолтер, не отрывавший от него взгляда, тихонько заскулил.
Но Бергаст не собирался заставлять его мучиться. Нет, меньше всего – и в глазах, и даже в жестах доктора чувствовалась испытываемая им жалость – он хотел бы для бедного Уолтера страданий. Больше всего Генри Бергаст желал, чтобы Уолтер перестал страдать. Или позволил ему в этом помочь. Для этого нужно было всего лишь ответить на кое-какие вопросы. И мучения тотчас прекратились бы. Так просто и понятно…
Тут доктор перехватил быстрый, полный отвращения взгляд Уолтера. В глазах его мелькнул и исчез, словно юркнувшая под камень ящерица, огонек.
– Значит, Джейкоб хотел, чтобы миссис Харрогейт тебя поймала? – спросил Генри Бергаст, начиная очередной ночной допрос.
– Нет.
– Но так ты сказал мне в прошлый раз. Это была ложь?
Уолтер облизал губы и, содрогаясь всем телом, ответил:
– Джейкоб знал, что она… приведет нас… к тебе.
– Значит, твоей целью был не ребенок? Он не посылал тебя убивать мальчика?
Лич что-то прошептал себе под нос, но Бергаст не уловил его ответа.
– Уолтер?
– Уолтер, Уолтер, маленький Уолтер… – эхом прошептало существо.
Бергаст смотрел на него с нетерпением:
– Значит, он не посылал тебя убить Марлоу, Уолтер?
Тот покачал бледной безволосой головой. Под сковывающими запястья железными наручниками показались тонкие кровавые полосы.
– Джейкоб… знает. Он знает, где мы… Вот почему мы здесь, да. Он хочет этого.
– О, Уолтер, – печально пробормотал Бергаст. – И ты веришь, что он хочет для тебя такой участи?
Доктор с глубоким разочарованием окинул взглядом мрачную камеру, цепи, маленькое блюдце с недокуренным опиумом:
– Думаю, нет. Нет. Ты здесь потому, что Джейкоб бросил тебя. Никакой другой причины быть не может. Джейкоб бросил тебя на погибель, потому что ты ему больше не нужен. Но мне ты полезен. Я спас тебя, привел сюда. Мне, конечно, больно это говорить, но Джейкоб тебя не любит. Больше не любит. Ты подвел его, и он презирает тебя за это.
Уолтер кашлянул, в свете фонаря сверкнули его игольчатые зубы. Лич снова содрогнулся всем телом:
– Но он идет… он идет сюда…
– Это невозможно. Ты же знаешь, что ему это не по силам.
– Голоса, – прошептал Уолтер. – Они разговаривают с нами, они обращаются к нам…
Бергаст шагнул ближе, рассматривая когтистые пальцы лича, глубокие раны на его безволосом туловище, его ужасные влажные красные губы. И зубы. Это существо разорвало бы его на куски при первой же возможности.
– Что говорят тебе голоса, Уолтер?
– Он знает, что они придут за ним. Женщины. Джейкоб знает.
– О ком ты говоришь?
– Миссис Харрогейт. И другая.
Бергаст нахмурился. Это было неожиданно. Всякий раз, едва он приходил к мысли, что все вылетающее из уст лича – это лишь бред безумца, появлялась какая-то странная подробность, заставлявшая его изумляться.
Он решил сменить подход.
– Должно быть, тебе так обидно, – сказал он с сочувствием. – Джейкоб не знает, насколько сильно ты ему нужен. Если бы ты только мог дать ему что-то, чего он страстно желает, что-то, что покажет ему твою преданность. Тогда бы он пришел за тобой, не бросил бы тебя. Что бы ты дал ему, Уолтер, если бы мог? Чего Джейкоб хочет больше всего?
Уолтер поднял голову. Его глаза, отражавшие свет фонаря, теперь казались умными и спокойными.
– Карндейл, – прошептал он. – Да. Мы бы отдали ему Карндейл. А потом тебя.