Обжалованию подлежит

Непонятное, шутливо произнесенное слово означало: коренная здешняя жительница. Место рождения — Санкт-Петербург. Гимназия на Васильевском острове. Бестужевские курсы. Высшие! Впервые в России осуществили право женщин на высшее образование. Петербург. Петроград. Ленинград. Все революции, все войны пробыла в родном городе, испытала наравне с земляками выпавшие на их общую долю трудности, голодовки.

— Вы мне тоже порасскажете о себе. Договорились? — старая, больная (иначе зачем ей больница), а интерес ко всему. — Кстати, признайтесь, плотненько перед уходом поели? — Порылась в тумбочке. — Надо бы вас подкормить.

— Ни в коем случае! — отмахнулась Оксана. — Я до отвала назавтракалась. — «До отвала» была выпита лишь чашечка кофе. Настя напрасно настаивала на бутербродах и пирожках — ничего не хотелось. Перевела разговор на другое: — Удачная вам досталась постель, хорошо под окном. Не спится — на звезды гляди.

— То ли зрение мне стало отказывать, то ли звезды с неба вздумали исчезать… — Положила на подоконник худую бледную руку, разрисованную голубыми, по-старчески выпуклыми сосудами. — Не желаете есть, стихотворением угощу:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —значит — это кому-нибудь нужно?Значит — это необходимо,чтобы каждый вечернад крышамизагоралась хоть одна звезда?!

Впоследствии, перед выпиской Ангелины Самсоновны, Оксана это рассуждение Маяковского, поэта, почитаемого Петром, внесла в блокнот, приобретенный в Гостином дворе, записала для Маши, с младенчества неравнодушной к чудесам вечернего неба. Сейчас она сама охотно «угощалась» стихами. В первый больничный день соприкоснулась с поэзией.

Значит — это необходимо…

В четком говоре седенькой собеседницы проступала многолетняя тренировка, сказывался длительный лекторский стаж. О научных лекциях Оксана имела точное представление, Петр не раз и не два приводил ее в набитую студентами аудиторию: набирайся ума!

В ходе доверительного разговора с Ангелиной Самсоновной Оксана перекинулась на свою довоенную жизнь, а там и на год сорок первый; коснулась тягот эвакуации; не обошла и год сорок третий, один ошеломительный вечер в разгаре зимы. Именно в этот вечер ей посчастливилось быть на спектакле в Большом драматическом, когда, оборвав представление, кто-то вихрем влетел на сцену и бросил в зал сообщение о прорыве ленинградской блокады.

— О блокаде, — раздумчиво произнесла Ангелина Самсоновна, — о тяготах, не сравнимых с эвакуацией, я хоть сейчас готова порассказать. В качестве очевидца.

10

— Порассказать о блокаде… — повторно молвила старая ленинградка.

Поосновательней расположилась на койке, обхватила сухонькими руками приподнятые под одеялом колени и предалась воспоминаниям…

— Спускаюсь я утречком с крыши, где гасила во тьме и грохоте зажигалки, вхожу в заиндевевшую комнату, а мне навстречу из рупора передача «Говорит Ленинград». Обращение к блокадникам, стало быть и ко мне, рабочих Кировского завода. Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти. Была я одна в пустом помещении, но закивала в ответ.

Оксана тоже кивнула, не сомневаясь, что целью рассказа было помочь ей не дрогнуть в сложившейся ситуации. Прошедшая сквозь грозные испытания старая женщина задумала на примере своих героических земляков заставить новенькую сохранить присутствие духа. Использовала и высказывание историка Карамзина.

— Еще полтора столетия назад он писал в предвидении будущего: «Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный, должен гордиться собою». — Говорившая тут же перешла на блокаду.

О великом подвиге ленинградцев Оксана была подробно наслышана — на то и печать, и радио, телевидение, но тут сидел человек, видевший все. Человек, самолично читавший выведенное от руки объявление, сунутое в витрину давно бездействующего продмага: «Всем гражданам! Отвожу ихних покойников на кладбище и другие бытовые перевозки».

Подробности хлынули одна за другой. К примеру, значок, жестяной жетон, изготовленный чьими-то мастерскими руками ради поддержки тех, кого гитлеровцы сдавили блокадным кольцом, надолго отрезав от внешнего мира. Жестяная ласточка держала в клюве письмо, как бы обещая вести с Большой земли, откуда в измученный город могли прорваться сквозь вражеские заслоны лишь птицы да с величайшим риском единичные самолеты.

Ежесекундный риск, неотступно преследующая опасность.

— Кто из нас выжил, — подытожила Ангелина Самсоновна, — тот закалился до конца своих дней. — Худеньким пальцем коснулась плеча Оксаны. — После всего пережитого никогда, ни при каких обстоятельствах не дрогнешь душой.

Только ли блокадники умели сохранять силу духа?