Обжалованию подлежит

Сразу насторожилась: человеку не может ни с того ни с сего понадобиться в Ленинград. Звонок подтвердил подозрение, зародившееся при чтении письма, хотя по маминому замыслу размашисто исписанным страничкам скорей всего полагалось поднять Машин дух.

Чем могло это послание насторожить? Что в них особенного, в этих клетчатых, зазубренных по краю листочках, выдранных, надо полагать, из блокнота?

«Доченька, ненаглядная ты моя!

Живу не тужу, только вот беспокоюсь, как ты там без меня. Был у нас уговор здоровье беречь? Оно ох как ценно — здоровье. Обещала мне, по возможности, обходиться без сухомятки? Обходишься? Моя Машенька после одного известного случая научилась слово держать, живем с тех пор без обмана. В какой ты класс тогда ходила — в третий или в четвертый? Речь веду, небось догадалась, о запрете лопать мороженое на улице, на холоде. Не придирка! Нельзя же после ангины и воспаления легких. А ты посчиталась? По сей день видишься мне в том продувном переулке. Ветер, снег, на тебе красный вязаный шлем, цигейковая шубенка. Скользишь по ледовой дорожке и ловишь ртом эскимо. На эдакую вредность уходила вся мелочь, взятая у матери на буфет.

А мать из-за угла да навстречу!

Нехай моя швыдкая Машенька взялась улепетывать — не вышло! Поскользнулась и оземь, а коричневая улика — в сугроб, торчит, словно гриб, посреди белого снега. Тряханула я тебя за шкирку и клятву потребовала: более никакого обмана!

Сейчас мне срочно надо увериться, что ты, моя разумница, выполняешь, о чем было говорено на прощание. Насчет порядка в быту и, конечно, по линии школы. У нас тут все поголовно выхваляются своими оставленными дома детьми, мне тоже охота погордиться тобой».

Где это тут? Как понимать все поголовно?

Ох, мамочка, мама, ты находишься вовсе не у Насти Грачевой. На конверте, правда, обратный адрес сходится с тем, что всегда был выведен на обороте цветастых видов Настиного хваленого города. Но ведь не ради этих старинных домов и мостиков над каналами мама нежданно-негаданно сорвалась погостить в Ленинград. От дочери требует: не нарушай обещания, — а сама? Сказала, уезжает на день-другой, но что-то не спешит воротиться. В письме наставляет: не забывай размораживать холодильник. Нужно просить об этом, если гостить ей всего день-другой? А эти ее советы всегда — всегда! — иметь в заморозке хоть пачку пельменей, покупать регулярно в «Кулинарии» диетические котлеты, с мясорубкой на время экзаменов не возиться?

На время экзаменов, к которым только еще идет подготовка, это же дольше, чем несколько дней.

Что-то с мамой неладно, она выдала себя вот этим письмом, проговорилась нечаянно. Подозрений хватало и так, вчера дядя Стась, не желая того, их окончательно подтвердил. Один его встрепанный вид чего стоил, очки два раза ронял. Наверняка поездка — тут уж подлинно день-другой — затеяна по серьезной причине. По уважительной. Без уважительной урок и тот нельзя пропустить. Почему дядя Стась решил махнуть в Ленинград, объяснений Маше дано не было, а сама не приставала с вопросами — не толкать же на лганье хорошего человека. Сама подоврала, свалила свое настроение на экзамены: дескать, боится их пуще чумы. О главном вопросе смолчала, он также его обошел. Она не так уж проста, он тоже непрост.

Придется Маше провентилировать ситуацию без него. Если мать и впрямь забрали в больницу, то ясно — к Полунину. Немедленно разузнать, какую болезнь определил в ней этот великий специалист; ясно, не ангина, не воспаление легких — хирурги здесь ни к чему.

Хирурги?! Этого еще не хватало…

Покуда не выяснишь обстановку, в рабочее состояние не придешь, не засадишь себя за долбежку. Коли мама в опасности, пропади они пропадом, эти экзамены, да и аттестат ни к чему…

Решено — сегодня все прояснить! Сегодня до всего допытаться. Маше достанет хитрости и смекалки выведать у добрых людей, по какой причине ее всегда занятая мать — ежечасно по горло в делах — взяла да сорвалась с места, все побросав и получив на это без проволочки разрешение администрации, которая помешана на укреплении дисциплины.

За окном с поставленными в ряд цветочными обливными горшками — надо бы взять себя в руки да полить гортензии, печально склонившие головки-шары, — за их с мамой окном сияет воскресное июньское утро. А в душе ни радости, ни сияния.

Маша затолкала письмо под справочник для поступающих в вузы и, стянув через голову коротковатое платье, ставшее узким в груди, достала из гардероба то, что повзрослей, попросторней. Бело-розовое, очень приличное, но скромное — без выкрутасов. Старательно причесалась, проверила наличие мелочи в кошельке и — во двор, на улицу, в путь!