Обжечься светом

– Господи! Меня вытащили из другого конца города, я что вам – сиделка? Даже доброго слова от вас не услышишь!

– Пожалуйста!

Опираясь на выступы кровати, она добралась до моего плеча.

– Держите ваши очки! Что ж вы как мотылек полетели на свет? Где ваш телефон?

Послышался шорох и снова ее возгласы. Я попросил позвонить на мой номер, так мы обнаружили мой телефон в ящике прикроватной тумбы. Почти разряжен, но хватит, чтобы набрать Макса. Не хватало мне остаться в компании с Ларисой. Пока я слушал неживой голос, что абонент не доступен, на полу появилось яркое пятно в виде китайского домика.

– Что вы делаете? Что вы притащили сюда?

– На вас не угодишь! Не умрете же вы от этого! Все равно в больнице, свет на вас не падает, как же я помогу вам, здесь как в кроличьей норе! Я кушать вам принесла. Господи, не думала, что эта работа будет такой вредной!

Я с неприязнью смотрел на этот источник света, хоть Лариса и была права, но мне этот домик напомнил о том, что рядом должна быть другая женщина. Я хотел, чтобы она была здесь сейчас, хотя бы услышать ее голос, что все в порядке, а не откровения домработницы. К тому же болела голова.

– Почему вас до сих пор не уволили? – я не заметил, как в отчаянии сказал это вслух.

– Не вы меня брали на работу, не вам увольнять! – недовольно женщина подвинула ко мне столик.

– Где ваш работодатель? Очень интересно знать.

– Точно не прохлаждается! – она поставила передо мной тарелку и демонстративно с шумом положила рядом ложку. – Очень хорошо, что вы здесь лежите. Ему не придется беспокоиться каждый раз, как вы берете ключи и бежите к машине! Приятного аппетита! Пойду, попрошу врача, чтобы не выписывал вас, пока Максим Витальевич не одобрит.

Как только она закрыла за собой дверь, в нее полетела тарелка. Домик на полу я сбил на следующий день. После этого она больше не приходила. Утро или вечер я стал различать по голосам из коридора и посещению меня медсестер и врача. За пару дней головная боль перешла в ужасную мигрень, от предложения врача заснуть беспробудным сном я отказался, он и не настаивал.

Если я не ошибался в расчетах, наступил очередной вечер, и Алексей Андреевич сидел рядом в кресле, раздобыв откуда-то небольшой подсвечник.

– Расскажите, когда впервые вы столкнулись со своей болезнью? – у него, как и всегда был ровный тон голоса, что меня жутко раздражало.

Спросил бы, что полегче. Вот бы поговорить с Софией, но мой телефон, как и я, был разряжен и бесполезен.

– А что вы чувствуете, когда сталкиваетесь со светом?

– У вас же есть телефон? Дайте позвонить. Когда я освобожусь и поеду домой? Здесь я не могу даже выйти на улицу!

– Дома вам станет легче?

– Вы все равно не можете мне помочь. Что я здесь делаю? Вы пробовали связаться с моим другом?

– Расскажите о нем. Давно вы друзья?

– Сколько я себя помню.

– Но вы же не все помните?

– Вот именно, зачем тогда задаете вопросы?

– Может у вас были попытки что-то вспомнить: предметы, ароматы, звуки вам могли показаться знакомыми. Были ли ситуации, когда вы считали, что это дежавю? Может однажды вам приснилось что-то знакомое?

– Что это мне дает?

– С этим можно работать. Не совсем все потеряно. У вас любопытная реакция на свет, больше похоже на анафилактический шок, хотя Максим не был со мной согласен. У меня есть мысли, как помочь вам с вашей головной болью, даже пара идей. Конечно, хотелось бы подтвердить ваш диагноз, но, как ни странно, для этого в вас нужно направить пучок света, – он засмеялся. – На сколько болит по десятибалльной шкале?

– Если вы замолчите, то на девять. Что за идеи?

Он поднялся.

– Оденьте это, – он кинул в меня толстовку, – и пойдемте со мной. Я попросил в коридорах выключить свет.

Даже не стоило спрашивать его, куда мы идем, уже произошло больше того, чего я хотел бы сейчас. Мы вышли из палаты, он не соврал – было темно, только огромные окна выделялись в сумраке, и настольные лампы на пунктах медсестер разбавляли темноту. По лестнице мы поднялись на этаж выше, здесь уже только в одну стороны коридор утопал в темноте, но я заметил надпись “реанимация” на двери, продублированная на английском языке. Даже если я шел сюда на своих двоих, ощущение было странным, будто это то, что никому не показывают. Даже темнота будто здесь всегда. Зачем он решил притащить меня сюда? Я остановился, врач заметил это.

– Это запах боли, пойдемте. Вы привыкнете. А может, и нет.

Алексей Андреевич зашел во вторую палату, значит, мы идем целенаправленно к кому-то. Я снова остановился, помещение освещалось, но тут же поплыли тени и остались на стене в виде острых холмов. Врач позвал меня. Я задержался, хотя и понял, что видимо он опустил лампу на пол, но отчего-то именно сейчас подкатила тошнота, наверное, от головной боли, которую я пытался не замечать. Она достала меня!

Все же я прошел вперед. На кровати кто-то лежал, сложно было определить – почти все лицо в повязках, как и левая рука, также на нем была дыхательная маска.

– Кто это? – я посмотрел на врача.