Обжигающий след

«Ничто так не греет женщину, как осознание себя любимой». Какой философ это сказал первый, девушка не знала. Решение, еще робкое, было принято. Оно казалось таким же уязвимым, как мотылек. Однако, к удивлению, разлитый в комнате утренний свет не смог повлиять на него. Тиса глядела в зеркало своей души. Вчерашняя буря рассеялась не до конца. Ганна… поймет ли она?

Войнова спустилась к завтраку, пряча взгляд. Казалось, посмотрит кто-либо пристально ей сейчас в глаза — и сразу прочтет ее сокровенные мысли. Узнает ее тайну, увидит ее решение и разобьет его в пух и прах несколькими рациональными фразами. И зеркало разобьется на острые ранящие осколки.

«Колечко мое позлаченое, я тебе, мой друг сердечный, нареченная», — самозабвенно тянула Камилла из кухни. С раннего утра кухарка порхала у стола, словно жизнерадостная упитанная пчела. От вчерашнего кислого выражения лица ничего не осталось. На завтрак стряпуха выставила свою гордость — чиванский плов. Тем и хороши праздники, что после них всегда остаются вкусности.

Тиса попробовала ложку — изумительно, ароматный рис тает на языке. Но съесть смогла лишь толику порции. Посматривая в окно, она прекрасно понимала, что Трихон сейчас на солдатском завтраке в столовой Жича, но все равно взгляд выхватывал чужие лица.

Стряпуха чинно вплыла в столовую с половинкой праздничного пирога с орехами, медом и облепихой — еще один шедевр кулинарии «по рецепту Петровны». Женщина поставила его на край стола к ожидающим своего часа чайным чашкам из белого сервиза.

— Тиса, будь добра, передай мне хлеб, — промычал капитан, отложив газету в кипу старых на подоконнике.

Девушка с рассеянной полуулыбкой подала отцу солонку. Приподняв густые брови, тот молча ее принял.

— Деточка, должно быть, не выспалась после Горки, — Камилла переставила корзинку с нарезанным хлебом ближе к хозяину. — Пожалуйста, Лазар Митрич.

«Деточка» не возражала такому объяснению. Она ведь и в самом деле спала неважно, а под утро случилось видение. Но оно блекло на фоне воспоминаний о вчерашних событиях. По двору зацокали копыта — возвращалась одна из станиц. И Войнова снова посмотрела в окно.

После завтрака капитан отправился на службу, оставив дочь за столом вяло шевелить ложечкой над десертом. Как только Камилла поняла, что Лазар откушал и удалился, она налила себе чай и плюхнулась на скамью рядом с молодой хозяйкой.

— Как тебе пирог, лапушка?

Выслушав похвалу, женщина с удовольствием шумно отхлебнула чай из чашки.

— Все ж хорошие коровки у Платона. Сегодня такую сметану принес — ложка стоит. Не хочешь свежей сметанки?

Кухарка стрельнула глазами в хозяйку.

— Может быть, позже, — протянула Тиса, не сразу улавливая намек. — Постой, — дошло до нее с опозданием, — вы помирились?

От улыбки лицо Камиллы сделалось круглым и румяным как блин.

— Да. Вчера, па празднике.

— Ну слава Единому!

— И он попросил прощения. И знаешь что, девочка? — светясь лукавой стыдливостью, прошептала кухарка. — Я согласилась выйти за него.

— Боже мой, Камилла. Это же чудесно! Поздравляю! — У Тисы неожиданно навернулись слезы на глаза. Да уж. Если долго слушать сердце, рискуешь стать чувствительной натурой. Все получилось даже лучше, чем рассчитывала.

Она обняла и поцеловала стряпуху в пухлую щеку. Новость нужно было отметить, и женщины позволили себе по рюмочке церковного кагора под приятные подробности.

— А что потом? — спросила хозяйка. — Ты не сможешь работать у нас?

Кухарка махнула пухлой ручкой, — Вот еще, буду я старого ворчуна слушать, — нарочито с вызовом воскликнула она. — Как работала, так и буду.

Значит, вопрос далеко еще не решен.

После такого завершения завтрака Тиса не удержалась и поспешила на чердак. Мысли о том, что Камилла, невзирая на боязнь осуждения, решилась на свадьбу, неожиданно придали ей душевных сил. С высоты окинув плац взглядом, Войнова не нашла среди военных Трихона. Должно быть, он в числе тех, кто разбирает шатры после праздника. Чувствуя разочарование, девушка рассеянно оглядела лотки, зачерпнула горсть ягод. Клюква подвялилась быстрее положенного, так что можно на днях заняться силучем.

По дороге к лечебному корпусу Тиса увидела Витера и Гора, беседующих у внутренней проходной. Заметив капитанскую дочь, Крохов сжал челюсти и отвернулся. «Это лучшее, что вы можете для меня сейчас сделать, старшина, — с угрюмым удовлетворением подумала девушка. — Сделать вид, что мы не знакомы».

Она остановилась у закрытой двери приемной Агапа и повертела головой. Из кухни доносился звон чашек. Тиса застала Рича за завтраком. Умытый, причесанный, в льняной рубахе старика, которая доставала ему до икр, он пил чай с баранкой и смородиновым вареньем. Глафира, сетуя на плохо отмываемую грязь на склянке, хлопотала у мойки.

— Здрасте, Тиса Лазаровна! — поздоровался Рич. — А дед Агап ногу бинтует в палате.

Войнова поздоровалась с ним и Глафирой, которая тут же усадила пришедшую за стол и поставила свежую пиалу с блюдцем. Высыпав в блюдце горсть клюквы, девушка посмотрела на мальчишку и улыбнулась.

— Чья нога-то? — спросила она, наливая себе чай из самовара.