Я увидела изумительную гроздь белых и розовых кукольных домиков, серебряных шпилей, расположенные друг над другом террасы самых изысканных оттенков оранжево-розового, широкие современные дороги и прямо по курсу две скрещенные полоски пластыря, очевидно посадочные полосы. Подошвами я чувствовала плавное пологое снижение и в своем возбуждении едва ли замечала, что дон Рамон все еще держит мою руку. Сейчас я отчетливо видела на дорогах автомобили вперемежку с бычьими упряжками. Затем послышался шорох шин и мягкий легкий толчок.
Дон Рамон поднес мою руку к губам и поцеловал.
— Добро пожаловать в Чарагвай, сеньорита Мадруга.
Только когда самолет остановился и открылась пассажирская дверь, он неохотно выпустил ее из своей ладони. Второй стюард почтительно проводил нас первыми к выходу.
На миг я задержалась на трапе, охваченная странным колдовским ощущением. Ничего подобного я не испытывала раньше. Словно я оказалась на другой планете. Реальность и фантазия перемешались. Все казалось особенным, важным, словно я на самом деле начинала новую жизнь. Я с наслаждением вдохнула самый сладкий на свете воздух. Между взлетными полосами росла густая трава, в которой мелькало множество полевых цветов. Они пахли одуряюще сладко. За взлетным полем виднелись фермы, апельсиновые рощи, ананасовые плантации, гасиенды, а еще дальше за ними — терракотовый город. Нас отсекали от всего остального мира гигантские горы, их белые шапки ослепительно сверкали на экваториальном солнце.
— Мои слова более чем справедливы, сеньорита?
— И не говорите, — ошеломленно прошептала я.
Окружающая красота вызвала у меня буквально столбняк. Я понимала, что задерживаю остальных пассажиров. Я виновато заторопилась по ступенькам в сопровождении дона Рамона. Я отчетливо помню, что ступила на чарагвайскую почву. Но не успела я сделать и шагу, как оказалась в руках дона Рамона. Поскольку без всякого предупреждения и впервые в жизни упала в обморок.
Глава 2
Я пришла в себя почти сразу. Я сидела на нижней ступеньке трапа. Меня поддерживал дон Рамон. Второй стюард, видимо в восторге от возможности продемонстрировать свою ловкость и незаменимость, только что дал мне вдохнуть кислород из маленького цилиндра. Я не могла оставаться без движения слишком долго, потому что к маленькому зданию аэровокзала змеилась очередь пассажиров. Когда я попыталась встать, дон Рамон удержал меня за плечо, с серьезным видом поднял мое запястье и пощупал пульс.
— Ага, вам лучше, сеньорита? — Он осторожно отпустил запястье. — На вас просто действует высота. Мы называем это soroche. Вас должны были предупредить. Мы, чарагвайцы, акклиматизировались. Но иностранцы здесь, как у вас говорят, вырубаются. У вас, сеньорита, легкие не горца.
— Меня предупреждали — но я всегда приспосабливаюсь. Не думала, что это на меня повлияет.
— Никто не думает. Я видел, как дюжие молодые инженеры падали, как вы, но гораздо менее грациозно.
С великой осторожностью я поднялась. Дон Рамон предложил мне руку.
— Позвольте сопровождать вас к терминалу. Даже если вас не ждет молодой человек, — улыбнулся он, — посольство пришлет машину.
— В министерстве сказали, что меня подберет «лендровер».
— Как по-британски, — вздохнул он и перекинул мою руку себе через плечо. — В Чарагвае леди всегда сопровождают, даже на заднее сиденье «лендровера». Обопритесь на меня, сеньорита. Это честь для меня.
С признательностью и благодарностью я приняла его поддержку. Высота превратила мои ноги в бескостное желе. В то же время я испытывала странное чувство, словно плыву в воздухе после бокала очень крепкого шампанского.
— Если все будете делать медленно, ваше тело скоро привыкнет к разреженному воздуху. — Он погладил мою руку на своем плече. — Вам следует принимать наше очарование малыми дозами. Особенно после вашей флегматичной Британии.
Мы медленно шли по бетону.
На площадке обозрения группа людей махала высадившимся пассажирам. На ограде готовые к бизнесу индейцы развесили свои многоцветные пончо и шали. Через балюстраду перегнулись шесть-семь мальчишек-индейцев с какими-то предметами, похожими на ярко раскрашенные ящики для апельсинов.
Когда мы подошли к барьеру, они закопошились, оживленно размахивая руками, прыгая и вскрикивая резкими пронзительными голосами. Объектом их волнения явно был дон Рамон.
Смеясь в ответ, он покачал головой и строго опустил уголки рта.
— Простите их, сеньорита, они спрашивают, не привез ли я невесту. Они думают, что вы прилетели на медовый месяц.
Конечно, маленькие индейцы попали пальцем в небо, потому что у барьера очарование закончилось. Красавец дон Рамон и я были разлучены, он — индейцами-чистильщиками, которые усыпали ступени зала ожидания и ссорились за привилегию почистить туфли дона Рамона, а я крепкой рукой, ухватившей мое предплечье, сухим голосом над ухом. И то и другое — уравновешенные и безошибочно британские.
— Мисс Брэдли?