– Понятно, – задумчиво сказал Артём. – Ну, хорошо. Мария Анатольевна, а я могу поговорить с вашим сыном?
– С Рудиком? – Мария резко встала из-за стола, подбоченилась. – А зачем вам с ним говорить? О чём? Рудика в это время здесь вообще не было. Что вам вообще всем от него надо? Вы можете наконец оставить мальчика в покое!
Она прошла на кухню, швырнула на сковородку кусок сбитого фарша, добавила огня. Сковородка яростно зашипела.
– Да вы успокойтесь, Мария Анатольевна, – миролюбиво сказал Артём. – Я ничего плохого Рудику не хочу. Прекрасно знаю, что он ни при чём. Знаете что, давайте пока о нём забудем. А вы сейчас лучше скажите мне следующее. Вы знаете одноклассников Рудика? Тамару Станкевич или Арама Асланяна.
– Ну, видела, – хмуро, не поворачивая головы, отозвалась Мария.
– А скажите, они сюда к вам не заходили в последнее время?
На самом деле Рудик находился совсем рядом, в коридоре, в трёх метрах от Артёма. Как только услыхал сквозь открытую дверь своё имя, сразу бесшумно подкатил поближе.
Хотя в принципе мог подслушать весь разговор, даже находясь в собственной комнате. Слух у Рудика был превосходный.
25. Летальный исход
В пустом коридоре приозёрской городской больницы сидели четверо: Саня Колосков, Геворк Асланян и чуть поодаль старшие Асланяны – Фрунзик Ашотович и Асмик. Фрунзик Ашотович, усатый, краснолицый, с круглым животиком, говорил по-армянски что-то утешительное, нежно прижимал к себе плачущую, периодически издающую протяжные стоны жену.
Саня выглядел жутко – взгляд дикий, лицо зарёванное, волосы торчком. Известие о смерти Тамары совершенно доканало его, он был абсолютно не в себе. Геворк настоял, чтобы Саня поехал с ним в больницу, потому что боялся оставить его одного: был уверен, что тот что-то с собой сделает. К тому же произошедшая трагедия внезапно сблизила их ещё больше.
Геворк тяжело вздохнул, покосился на Саню. Убедился, что даже сейчас, по прошествии многих часов, того по-прежнему
Саня внезапно подобрался, встал, отошёл в сторонку. Вытащил из кармана телефон, судорожно набрал номер.
Разговор был короткий, он почти сразу вернулся обратно к Геворку. Покосился на его скорбных родителей, нагнулся к нему, сказал вполголоса:
– Я з-звонил Артёму. Г-горошевич п-п-пропал. Ищут.
– Только б он мне попался, это говно собачье! – яростно зашептал Геворк. – Пидор гнойный! Морда белорусская!.. Если только Арам…
– Не зав-водись. – Саня успокаивающе положил руку ему на плечо, крепко сжал. – Не д-думай о п-плохом. Арам в-выживет.
Геворк удивлённо взглянул на него. Саня впервые со вчерашнего вечера переключился на чужие переживания.
Но это продолжалось недолго. Глаза Сани закрылись, по лицу снова заструились слёзы.
– Не м-м-могу п-п-поверить, что Т-т-тамары н-н-нет, – с трудом выговорил он. – Х-х-хренов м-маньяк! Я в-в-всегда з-з-знал, что он б-б-больной на всю г-г-г-олову. Но т-т-такое…
Теперь снова наступила очередь Геворка успокаивать друга.
Дверь в операционное отделение внезапно распахнулась, оттуда вышел худой небритый человек средних лет в белом халате – доктор.
Рыдания и стоны сразу прекратились, все встали, ждали, что он скажет.
– Вы – Асланяны? – уточнил доктор.
– Да, мы – родители, – ответил Фрунзик Ашотович, – а это – брат. Что с Арамом?
Доктор помедлил, потом произнёс сочувственным тоном:
– Кровоизлияние в мозг слишком сильное. Ничего сделать нельзя. К сожалению, исход летальный. – Он сделал паузу. Добавил тихо: – Мне очень жаль.
– Я ничего не понимаю, – громко сказала Асмик. – Что он говорит? Какой такой исход?
– Арам не выжил, – мертвенно побледнев, пояснил Геворк. – Умер.
Асмик охнула и тяжёлым кулём осела в руках мужа. Он не удержал её, она упала на пол.
Доктор поспешно шагнул назад, в отделение, крикнул в приоткрытую дверь:
– Сестра! Нашатыря! Срочно!
Саня крепко сжал руку Геворку.
Тот повернулся к нему, смахнул слёзы, сверкнул полными ненависти глазами.
– Я убью его! – прошептал он.
Саня согласно кивнул:
– М-мы его уб-бьём!
Посреди огромного, засеянного овсом поля стоял старый «Запорожец». Внутри него, безмятежно посапывая, крепко спал Павло Горошевич.
Он и сам толком не знал, куда его занесло во время ночных скитаний. Когда понял, что сил мотаться по бескрайним родным просторам у него больше нет, остановил машину прямо на просёлочной дороге в кромешной тьме.
Луч солнца сквозь пыльное лобовое стекло добрался до спящего, ярко осветил его бледное, усталое лицо.
Горошевич сладко потянулся, открыл глаза и недоумённо посмотрел вокруг.
26. Свидание
Артём Раскатов вытянул длинные ноги, поудобней расположился в кресле начальника. С сожалением подумал, что недолго ещё тут кайфовать.
Его чёрные выразительные глаза неотрывно наблюдали за сидевшей напротив тонкой девушкой с двумя тугими косичками.