Очень тихий городок

Чернов неопределённо повёл плечами, с места не тронулся.

– У вас что-то ещё? – спросил Артём.

– Вообще-то должны деньги за билет вернуть, – глядя в сторону, произнёс свидетель. – Я ж не виноват, что сеанс прервали.

– Я не сомневаюсь, что деньги вам вернут, – уже еле сдерживаясь, сказал Артём. Что ж это за народ такой! – Подойдите к администратору, он всё уладит.

Мужичок удалился.

Санитары тем временем погрузили на носилки неподвижного, залитого кровью Арама Асланяна, понесли его к выходу. Артём подошёл к ним, нагнулся над раненым:

– Кто это был, Арам? Кто?

Но Арам только смотрел на него бессмысленными чёрными глазами, шлёпал ртом, вокруг которого возникали кровавые пузыри.

– Бесполезно, он без сознания, – сочувственно сказал один из санитаров, молоденький, рыжеволосый парнишка, огненные кудри которого падали прямо на плечи.

Арама унесли.

Артём вернулся в зал. Чувствовал себя отвратно. Кошмар, в котором он вдруг очутился, продолжался, наращивался с каждым днём. Ему казалось, что он сходит с ума, что всё это происходит в каком-то безумном сне.

Не распускаться!

Артём усилием воли взял себя в руки, сосредоточился. Обычно приглушённый свет в кинозале на этот раз горел на полную катушку, ярко высвечивал все тёмные закоулки.

Его команда уже трудилась вовсю. Миша Сердюков с крайне сосредоточенным видом фотографировал безголовый труп Тамары Станкевич. Витя Сушкин шёл по рядам, внимательно осматривал всё вокруг. Сеня Храпченко с лицом бледно-синего цвета стоял чуть в сторонке, держал руку около рта. Было видно, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы сдержать рвоту

– Да вот же она! – вдруг обрадованно закричал Сушкин. – Ни хрена себе! На три ряда вниз скатилась.

Он нагнулся и торжествующе поднял двумя руками в резиновых перчатках отрезанную голову Тамары.

Сеня Храпченко, больше не в силах сдерживаться, шагнул было к выходу, но не дошёл. Его обильно вывернуло наизнанку.

– Хорошо, – сказал Артём Сушкину. – Засунь её в пластиковый пакет.

В этот момент в кармане ожил, затрещал мобильник.

Артём приложил телефон к уху:

– Раскатов слушает. Да, Саня, я тебя прекрасно помню. Слушаю тебя, что ты хочешь? Поговорить? Хорошо, но давай попозже, я сейчас очень занят. – Внезапно выражение лица его изменилось. – Кто? Погребной? – изумлённо переспросил он. – Директор? Та-ак. Ты уверен, что это был Горошевич? Откуда тебе это известно? Ну, хорошо, я всё понял. Спасибо за звонок.

Артём разъединился, быстро нашёл в телефоне номер Эдуарда Николаевича, набрал его.

На другом конце заработал ответчик. Он включился немедленно, после первого гудка.

– Я не могу сейчас подойти к телефону, – послышался характерный, раскатистый голос Погребного, – оставьте ваше сообщение после гудка, и я вам перезвоню.

Артём отсоединился, сунул телефон обратно в карман. Взволнованно обратился к Мише Сердюкову, который уже закончил щёлкать фотоаппаратом:

– Миш, надо срочно найти и задержать Павло Горошевича. Возьми Ольшанского, и поезжайте к нему, пожалуйста. Если его нет дома, дождитесь его.

– Хорошо, – без обычной бравады сказал Сердюков и направился к выходу.

На него тоже вид отделённой от тела головы Тамары произвёл довольно удручающее впечатление.

Сеня Храпченко наконец перестал блевать, с извиняющимся видом повернулся к Артёму.

– Полегчало? – сочувственно спросил Артём.

Сам с трудом подавил в себе такие же рвотные позывы.

– Ага, – кивнул Сеня.

– А ты тогда поезжай за Алиной Трушиной. Справишься один?

– Конечно, чего там!

– Привези её в отделение. Если что не так, сразу звони.

– Понял.

Храпченко с видимым облегчением вылетел из зала.

– Ты здесь заканчивай, – повернулся Артём к Сушкину, – а я пока съезжу к Погребному.

– К директору школы? – удивился Виктор.

– Да. Довольно интересную информацию я сейчас получил. Надо проверить. Встретимся в отделении…

Артём хотел сказать что-то ещё, но передумал, не закончил фразу. Нервы у него уже не выдерживали. Он резко повернулся и почти выбежал из зала. Ему срочно нужно было вдохнуть свежего воздуха.

Павло Горошевич уныло подъезжал к своему дому. Несмотря на совет директора ни с кем не общаться, он всё же сделал пару попыток нарыть бабок, то бишь стрельнуть деньжат. Но везде получил полнейший отлуп.

Потому настроение у Павло было на самом низком уровне. Он выехал из-за поворота и сразу увидел полицейский газик, припаркованный прямо у его дома.

Вот это лажа, прикол так прикол!

Но уже ничего нельзя было сделать, не разворачиваться же после улицы!

Павло как следует выругался про себя, вжался в кресло, низко натянул кепку и, стараясь не смотреть в ту сторону, неторопливо проехал мимо газика.

В боковое зеркальце успел заметить, что один мент сидит в машине, а другой разговаривает перед входом с соседом, лысым пьяницей Зобиным, одетым в замызганный спортивный костюм.

– Хрен тебе! – злобно произнёс Горошевич и нажал на газ.

У него не было ни малейшего представления, куда теперь ехать. Он решил, что самое важное сейчас – это выбраться из города.