Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода

Так как в состав этого порошка входит большое количество неочищенной селитры и серы, то его называли «крепким противочумным окуривательным порошком». Он предназначался для очищения внутренности домов, мест, где было скопление больных чумой; всевозможной одежды («но не очень нежного цвета»), которой некоторое время пользовались больные или уже умершие.

Порошок № 2

Слабый противочумный порошок для окуривания:

Руты очень мелко нарубленной — 5 фунтов.

Листьев можжевельника мелко нарубленных — 4 фунта.

Можжевельниковых ягод толченых — 3 фунтов.

Селитры неочищенной порошком — 4 фунта.

Серы черенковой порошком — 2 фунта с половиной.

Мирры — 1 фунт с половиной.

Этот порошок также содержит селитру и серу, но в меньшем количестве, по сравнению с первым порош ком, и потому его называли «слабым». Он служил для тех же целей, но с той разницей, что его применяли преимущественно для дезинфекции «тканей нежного цвета» для мебели, которую считали менее способной впитывать в себя чумный яд.

Порошок № 3

Благовонный противочумный порошок для окуривания:

Корня индийского тростника изрубленного — 3 фунта.

Ладана — 2 фунта.

Амбры — 1 фунта.

Росного ладана — лепестков розы — по полуфунта.

Мирры — 1 фунт.

Селитры неочищенной порошком — 1/2 фунта.

Последняя смесь содержала мало селитры и серы, зато в избытке имела благовонные вещества, отсюда ее название. Она предназначалась для «тканей нежнейшего цвета» или для тел, относительно которых было сомнение в том, пропитаны ли они чумным ядом. Порошок употреблялся также для придания приятного запаха воздуху в помещениях, так как не портил мебель и не вредил органам дыхания.

Использовали «порошки» следующим образом. «Сначала закрывали окна и двери комнаты, подлежавшей окуриванию, затем заклеивали или законопачивали все щели, через которые мог проходить воздух. Если надлежало очистить от чумного яда белье или одежду, то все это развешивали на протянутых через комнату веревках; во всех углах ком наты устанавливались жаровни с горящими угольями, а в небольшой комнате — одна жаровня в середине; окуриватель, одетый в длинный балахон или плащ из восчаной ткани, осторожно, чтобы не прикоснуться к зараженным вещам, посыпал эти уголья большим количеством порошка для образования густого дыма, могущего проникнуть во все вещи, подлежащие его воздействию. Эту операцию он проделывал два раза в день — утром и вечером, четыре дня подряд, если наличие яда в вещах было вполне доказано; если же в этом можно было сомневаться, то окуривание производилось два или, самое большее, три раза.

В заключение открывали двери и окна, чтобы дать воздуху свободный доступ в комнату, и по истечении недели снова начинали пользоваться этими вещами без опасения подвергнуться зажжению чумой». Было высчитано, что в Москве число зараженных домов равнялось 7 тыс.

Январь (1772). Эпидемия стихает — в январе 1772 г. в больницах и карантинах умерло 172 человека, в городе 209 человек. Народ стал оправляться от потрясений разгула чумы, у властей появились новые трудности. Обыватели неохотно впускали в свои дома «курильщиков», неохотно выдавали им вещи для сжигания и окуривания. Некоторые даже прятали их в сундуки и кладовые. Ввиду того, что от этих вещей, «при вынутии их из ящиков весною, от внедрившегося в них яда» может

снова «открыться моровая язва», 4 января 1772 г. было предписано всем, хранившим такие вещи, предъявить их в двухнедельный срок по объявлению сего указа частным курильщикам для обеззараживания. Уличенным в утаивании таких вещей грозило наказание по всей строгости закона, а доносчикам назначалась награда в 20 рублей.

Ввиду того, что строгостью нельзя было достигнуть того, чтобы обыватели немедленно заявляли о каждом новом заболевании и все еще находились люди, которые скрывали больных, правительство прибегло к новому способу: каждому, кто донесет об укрывательстве чумного больного, была назначена награда в 10 рублей, а за доставку лица, тайно унесшего платья, оставшегося от умершего от чумы, или их продавшего, выдавалась награда в 20 рублей. Такой способ, конечно, позволил вы явить некоторые нарушения закона, но одновременно он открывал путь к новым преступлениям: ложным доносам и клевете.

В январе было начато «очищение» церквей. Все 117 московских церквей подверглись санитарной обработке. Иконы и утварь были обмыты «святой водой», окурены благовониями и ладаном, пол покрыт надолго снегом и затем выметен. Веревки у колоколов заменены новыми.