Для санитарного надзора город был разделен на десять участков, в каждом от 300 до 500 домов. Участки для наблюдения были разделены вначале между 4 врачами (городской врач, таможенный врач, врач Красного Креста, командированный доктор Падлевский), затем прибыло еще 2 врача. В помощь каждому врачу приставлялись фельдшер, переводчик, русский санитар и санитар-китаец.
Ежедневно под наблюдением врача производился осмотр домов участка; в день успевали осмотреть от 40 до 80 дворов, в зависимости от величины последних. В каждом участке встречались заводы для выжимки бобового масла, где помещалось от 200 до нескольких тысяч рабочих. Для правильной регистрации жителей все дома были пронумерованы и снабжены соответственной дощечкой у ворот.
Каждый дом посещался 2 раза в неделю. Всякие санитарные упущения должны быть исправлены в назначенный домовладельцу срок; за неисполнение хозяин подвергался денежному штрафу. К последнему средству русским властям приходилось прибегать очень редко, т. к. китайцы удивительно аккуратно исполняли все их санитарные требования.
Не то было, когда дело касалось принятия мер по отношению к заболевшему чумой или умершему. По выработанным вначале правилам, все жители дома, где был обнаружен случай чумы, обязательно переводились в карантин для 10-дневной обсервации; больной помещался в чумную больницу, а умершего назначенные для этого санитары хоронили на чумном кладбище.
Китайцы прибегали ко всем мерам, чтобы скрыть заболевшего или умершего. Например, они часто выбрасывали трупы на улицу и тщательно скрывали, из какого дома выброшен труп. Выбрасывали не только трупы бедняков, но и зажиточных. Однажды Падлевскому пришлось видеть выброшенный труп китайца лет 35-ти. Хорошо одетый труп лежал на мягком одеяле, покрыт был шелковым ватным одеялом; голова лежала на подушке. Выбрасывали не только трупы, но и больных; всех выброшенных трупов насчитывалось 12, больных — 5.
Китайцы пытались провозить трупы через ворота, где стоял часовой, спрятав их в мешки или скрыв в пучках гаоляна. Однажды китайцы, с целью скрыть причину смерти, даже повесили труп за шею к перекладине, объяснив, что это самоубийца. Однако русских врачей насторожило то, что пахобедренные железы покойника оказались значительно увеличенными; бактериологическое исследование обнаружило чуму.
В другом случае, с целью скрыть причину смерти, вымазали рот женского трупа экстрактом опия, употребляемым для курения, и уверяли Падлевского, что женщина отравилась опиумом с целью самоубийства. Но по следам всюду разбросанной кровянистой мокроты он заподозрил чумную пневмонию; в крови, взятой им из локтевой вены, оказалось огромное количество характерных для чумы биполярно окрашенных палочек. Диагноз чумы подтвердился и при тщательном бактериологическом исследовании.
Несколько раз полиция обнаруживала китайцев, пытавшихся увезти больного или труп на шаланде.
Традиционно китайцы чрезвычайно чтят мертвых. Не подлежали погребению лишь трупы детей до 4–5 лет, у которых, по понятиям китайцев, еще не образовалось души. Такие трупики бедные жители выбрасывали в сорные и навозные кучи, на поля или прямо в реку. Трупы взрослых всегда предавались ими погребению. Такое странное и непонятное для русских выбрасывание больных и умерших родных находило объяснение лишь в том страхе и неприязни, с которыми китайцы относились к некоторым мероприятиям русских властей. Китайцы не терпели даже простого прикосновения русских врачей к трупу, а тем более, если оно было связано хотя бы и с небольшим нарушением целости кожных покровов для получения пробы. Они категорически не принимали обязательного погребения без обрядностей на чумном кладбище русскими санитарами. Падлевский неоднократно видел, как родственники на коленях слезно упрашивали не хоронить их покойника на чумном кладбище и как лица их прояснялись, когда им объясняли, что но не будет сделано, если труп не подозрителен.
Китайцы очень неохотно отдавали своих больных в госпиталь, боялись и не любили дезинфекции помещений и платья и т. п.
Но больше всего мешал успешности мер русских властей карантин, т. е. обязательное выселение всех жителей из неблагополучного по чуме дома и выдерживание их в карантине в течение 10 дней. Мера эта особенно пугала китайцев, владеющих большими торговыми учреждениями, где бывало по несколько сот рабочих; из-за карантина они терпели огромные убытки, в особенности в то время, когда нагружались зафрахтованные ими пароходы.
С другой стороны, не имелось ни помещений для всех подлежащих карантину, ни достаточной охраны для наблюдения за обсервируемыми.
Бедное население Инкоу боялось переселения в карантин из-за недоверия и неприязни к европейцам и их мерам.
Из-за того, что китайцы ухищрялись скрывать трупы, погребая их даже в своих дворах, обнаруживаемая санитарными осмотрами смертность в городе была настолько малой, что, и при самых лучших гигиенических условиях города, не могла соответствовать действительности.