Что было действительно сделано для мира в течение этого длинного периода? Четыре интернациональных Конгресса 1848–1851 годов, Лига Мира и Свободы с ее неопределенными федералистскими тенденциями, начавшиеся в 70–х годах попытки свести проблему о мире к формальным договорам о третейском суде, даже голос Толстого, звавший человечество к возвышенным идеалам, — все это лишено было подлинного порыва, который доходил бы до сердца народа.
Социалисты из рядов рабочего класса говорили о бесчинствах солдат, о разорительных расходах на вооружение, о растущем искушении прибегать к войне в интересах торговли и финансов, борьбы за рынки, о спорах за колонии и подчеркивали ненасытную жадность империалистов. Из всего этого возникла некоторая доля антимилитаризма, начались отказы от военной службы, создались маленькие движения преданных этой идее людей, было много жертв, пренебрегших самыми жестокими преследованиями и продолжающих ими пренебрегать. Но в то же самое время территориальные партии политических социалистов приняли такие обширные размеры, что стали подумывать уже о завоевании политической власти, министерских постах для социалистических лидеров, и эти мечты осуществились. В послевоенные годы целые рабочие правительства стали обычным явлением. Все это было направлено к победам на выборах и заставляло политических социалистов очень бережно относиться к патриотическим убеждениям миллионов своих возможных избирателей.
При таких обстоятельствах антимилитаризм и подлинная оппозиция политике престижа и сильной власти, которую ведет всякое государство, стали невозможными для миллионов политически организованных рабочих. Миллионы организованные в тред–юнионы и синдикаты, представляющие теперь повсюду главную массу рабочего класса, жизненно заинтересованы в процветании торговли своих стран. Вывоз зависит в значительной степени, в настоящее время, от богатства и силы вывозящей страны. Следовательно, опасность безработицы и низкой заработной платы угрожает, прежде всего, менее могущественным государствам, как это показывает сравнение численности безработных и плохо оплачиваемых рабочих в обезоруженной Германии и в разоренной Австрии — с рабочими Англии и Франции. Таким образом, политически и экономически, в настоящее время, интересы государства, капиталистов и рабочих соединены воедино в тех странах, которые еще процветают.
Нельзя ожидать действий, направленных к интернациональной солидарности, к серьезному сокращению вооружений и т.д. от массы рабочих больших и благоденствующих стран, ибо эти массы не желают уменьшения благоденствия и могущества своей страны, т.е. хотят неравенства, которое может поддерживаться только силою вооруженной государственной власти, всегда готовой к войне.
Подлинный антимилитаризм никогда не развивался и не может развиться при таких условиях.
Все это привело к тому, что подлинный цельный социализм в настоящее время встречается только среди либертарных социалистов. Искреннее стремление к миру, подлинная интернациональная солидарность, настоящий антивоенный дух также могут существовать только среди либертарных социалистов. Это показывает, какую великую ответственность приходится нести свободолюбивым социалистам, пережившим, путем естественного отбора многочисленные виды социализма, ту его авторитарную форму, которая выродилась и остается бесплодной. В самом деле, если мы сравним поколения ранних авторитарных социалистов, вроде Сен–Симона, следующее поколение — Луи Блана и Маркса, и следующее за ним — Бебеля и Либкнехта, с двумя следующими за ними, — т.е., если мы сравним людей 1810, 1840, 1870, 1930 г.г., — то получится типичная эволюция вырождения, уже прекратившаяся в наши дни, когда вожди становятся государственными министрами, а рядовые люди не имеют собственной социалистической жизни. Интеллектуальная и энергичная жизненность либертариев развивается иначе. Они могут выполнять долг интернациональной солидарности, отвергнутый сторонниками авторитета. Но им придется самим изучать эту проблему. Нынешнему поколению нужно самому решать ее, а не принимать ныне уже устаревшие формы, какие придали ей Бакунин и Кропоткин, люди уже отошедших времен.
При всем уважении к Бакунину и Кропоткину мы знаем, что оба они были воспитаны в военной среде и были русскими офицерами. Хотя оба они переросли свою среду и жили интернациональной жизнью в наиболее передовой среде Европы, однако оба они были в ранней молодости - и никогда этого не отрицали - на протяжении нескольких лет не милитаристами, правда, но национальными патриотами. Другими словами, патриотизм был не очень крепко привит им путем воспитания, но сами они, как оппозиционеры и как юноши, исполненные возвышенной мечтой о полезной работе для родины, идеализировали официальный патриотизм и таким образом подлинно любили Россию в своих мечтах.