Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Родился в графстве Дорсет (на юго-западе Англии) в семье каменщика. Шестнадцати лет поступил работать помощником архитектора и несколько лет усиленно изучал архитектуру. В 1862 году начинается его литературная деятельность. На протяжении почти полувека Гарди один за другим печатает свои романы, среди которых – такие знаменитые, как «Мэр Кэстербриджа» (1886) и «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» (1891). Свои стихи Гарди начал публиковать лишь на склоне лет. Острая ностальгия по прошлому, смиряемая разумом, – доминанта лучших его стихотворений. Интересно английское эссе Бродского, посвященное Томасу Гарди, в переводе оно называется несколько неловко: «С любовью к неодушевленному».

Томас Гарди. Фото начала XX в.

Дрозд в сумерках

Томился за калиткой лесОт холода и тьмы,Был отуманен взор небесОпивками зимы.Как порванные струны лир,Дрожали прутья крон.В дома забился целый мир.Ушел в тепло и сон.Я видел Века мертвый лик

В чертах земли нагой,Я слышал ветра скорбный крикИ плач за упокой.Казалось, мир устал, как я,И пыл его потух,И выдохся из бытияЖивотворящий дух.Но вдруг безлиственный провалШальную песнь исторг,Стон ликованья в ней звучал,Немыслимый восторг:То дряхлый дрозд, напыжив грудь,Взъерошившись, как в бой,Решился вызов свой швырнуть

Растущей мгле ночной.Так мало было в этот час,Когда земля мертва,Резонов, чтоб впадать в экстаз,Причин для торжества, –Что я подумал: все же естьВ той песне о веснеКакая-то Надежды весть,Неведомая мне.

Возле Ланивета. 1872 год

Указательный столб там стоял на пригорке крутом –Неказист, невысок.Где мы с ней задержались немного, осилив подъем,На распутье вечерних дорог.

Прислонившись к столбу, она локти назад отвела,Чтоб поглубже вздохнуть,И на стрелки столба оперла их – и так замерла,Уронив подбородок на грудь.Силуэт ее белый казался с распятием схожВ сизых сумерках дня.«О, не надо!» – вскричал я, почуяв, как странная дрожьДо костей пробирает меня.Через силу очнулась, как будто от страшного сна,Огляделась кругом:«Что за блажь на меня накатила, – сказала она. –Ну довольно, пойдем!»И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме –Все вперед и вперед.

И, оглядываясь, различали тот столб на холмеСреди голых болот.Но в ее учащенном дыханье таился испуг,Искушавший судьбу:«Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг,Что меня пригвоздили к столбу».«Чепуха! – я воскликнул. – К чему озираться назад?Не про нас эта честь».«Может быть, – она молвила, – телом никто не распят,Но душою распятые – есть».И опять побрели мы сквозь сумерки и времена,Прозревая за тьмойМуку крестную, что на себя примеряла она –Так давно… Боже мой!