Очерки по истории Русской Церкви. Том II

Но и эти аляповатые, детски мелочные практические советы были только отсрочкой для грозно наступавшей мрачной действительности: отсутствия — и уже навеки! — старого «подлинного» священства. Дьякон Федор обобщал, что все ставленники времен Никона, и особенно после собора 1666 г., «неосвещены суть. Не подобает принимать от них ни благословения, ни крещения, ни молитвы. И в церкви с ними не молиться, ни в домах, если даже «и по-старому служат». К этой директиве Федора присоединили свою подпись и Аввакум, и затем в Москве — Авраамий. Но живая действительность не укладывалась в эту мертвящую доктрину. Старые попы вымирают. И авторитет Аввакума придает принципу расширительное толкование. Можно ходить в церковь, где поп хотя и нового поставления, но «всею крепостью любит старину и проклинает никонианскую службу» и если у него пение и чтение идет «внутрь алтаря и на крылосах без примеси», т. е. по старым книгам. Тут уже непоследовательно признается реальность благодати священства, почерпнутой в «никонианском» источнике. Как можно черпать там, где якобы ничего нет? Та же запутанность мысли продолжается. Аввакум рекомендует принимать, под условием покаяния и даже проверки исповедничеством тех «нового поставления» иереев, которые уже служили по-новому, а потом «чисто стали хранить старое благочестие». Значит, «новое поставление» не безблагодатно?

Аввакум сознает наступление трагедии. Без священства наступила «нужда из нужд»: негде добыть таинства. Миряне должны действовать сами в пределах допустимого. «Повелеваем самим православным крестить. По нужде дозволено крестить простолюдину. А исповедаться пошто идти к никонианину? Исповедайте друг другу согрешения, по апостолу». А причащаться как? Пусть каждый сам себя (а не друг друга) причащает «святым комканьем» (т. е. запасными дарами; древн. славян. перевод «соmmunсаtiо»). Младенца причащает отец или иной муж.

Все до безысходных тупиков становилось неясно в учении, в дисциплине и практике. Без осязаемой иерархии водворялась автоматически анархия. Одни пели «единогласно» (не многогласили) «на речь» (т. е. без «хомового» растяжения), другие иначе, по местным старым привычкам. Некоторые отвергали даже иосифовы книги, держась только филаретовых и иоасафовых… С Пустозерского Синая гремели громы Аввакума: «Глупцы! От гордости все пропадете, как черви капустные!» Надо жить «советно», младшие да подчиняются старшим. Но сами то «старшие», сами то вожди от невежества «плели лапти» в богословии и спорили между собой. Поп Никита отстаивал латинский догмат непорочного зачатия Пр. Богородицы. Диакон Федор по-латински соединял момент преложения Св. Даров с учредительными словами: «Приимите ядите». Поп Лазарь плел отсебятину о Св. Троице: «Троица рядком сидит. Сын одесную, а Дух Святый ошую Отца на небеси на разных престолах. Яко царь с детьми сидит Бог-Отец. А Христос на четвертом престоле — особном сидит пред Отцем Небесным». На запрос московских последователей: что значит речение «поклоняемся Троице Трисущней Единой» (в «Цветн. Триоди» Иоасафского изд.)? Московские совопросники были люди достаточно грамотные богосоловски, чтобы заподозрить в термине «трисущней» ересь. Но Аввакум приказал без объяснений абсолютно верить: «не блазнитесь, право написано то». По тому же правильно возбужденному вопросу, Аввакум отписывался пред Игнатием соловецким: «веруй трисущую Троицу. Несекомую секи: едино на три существа, не бойся». Пусть страдает православная догматика, только бы не порушился авторитет дониконовской печати! Сознательная фальшь упорного противленца церкви. А может быть, мы преувеличиваем богословскую грамотность Аввакума, ибо он договаривается до того, что и в утробу Девы Господь сошел не своей божественной природой, а только благодатию, и наоборот во ад сходил «с плотию», вопреки ясному слову церкви: «во аде же с душею яко Бог»; а «плотски — во гробе». Дьякон Федор почувствовал, что учители «зарапортовались» и назвал многое из этого «зломудрием». Аввакум ответил ругательствами и проклятиями и даже донес страже. Федор выскочил в окно при появлении стрельцов. Федора взяли и били до крови. А Аввакум с Лазарем смотрели в окно и потешались.