Очерки по истории церкви

Христианское миросозерцание на грани III в.

Тертуллиан первого периода как выразитель общепринятых в его время идеалов

Мученичество и мученики

Христианам, которые по разным причинам тянулись в конце II в. на сделку (компромисс) с язычеством и вообще Миром греха, противостояли те из их собратий, которые жили иными целями, иными благами, иными радостями и надеждами.

Самыми яркими выразителями последних были мученики.

Как мы видели из слов Аполлония, мученичество, как исповедание перед судом, и мученическая смерть были лишь завершением мученического подвига целостной жизни христианина. Мученичество было соблюдением во всей целостности и чистоте некой иной жизни и иного Духа, которые не могли смешиваться с жизнью «мира сего», с духом мира сего. Среди писаний этого времени жизненный идеал «мучеников» нашел себе выражение в мученических актах (Аполлония, Филицитаты и Перпетуи, лионских мучеников и др.), в творениях Тертуллиана (в первый период его жизни) и, наконец, святого Киприана Карфагенского, который и внутренне как бы завершает мученическое время в жизни Церкви. Святой Киприан был еще жив, когда родился преподобный Антоний Великий, а Павел Фивейский ушел в пустыню, т. е. когда Церковь уже начала готовить на смену мученичеству монашество, которое впоследствии руководило в борьбе с грехом, с обмирщением Церкви, созидало Царствие Божие в мире, не смешиваясь с миром.

В чем же состоял жизненный идеал христиан на грани III в. и что он противопоставлял язычеству и полуязыческому миросозерцанию?

Вот несколько основных мыслей Тертуллиана, который, как мы сказали, ярче других ответил на этот вопрос.

«Мы все (Тертуллиан разумеет живых духом членов Церкви) — мы все составляем храм Божий через освящение нас Духом Святым при крещении»[234]. Ради чистоты и святости этого храма, без которых этот храм уже не храм Духа Святого, Тетуллиан борется против всех проявлений суетности, тщеславия, изнеженности и всякого обмирщения среди христианского общества. Этому посвящены его сочинения «О женских украшениях», «Об идолопоклонстве» и многие другие.

Но что, если нарушена святость этого храма, попрана чистота и Дух Святый оскорблен?

Тертуллиан зовет грешников вновь восстанавливать разрушенное, вновь примкнуть к телу Церкви покаянием; когда тяжкий грешник стыдился при всех исповедовать свои грехи и тем самым терял общение с жизнью церковной, переставал быть частью храма Божьего, участвовать в его построении, Тертуллиан его поощряет такими словами: «Зачем тебе избегать, чуждаться людей, столько же грешных, как и ты, как будто могут они одобрять или осуждать твое падение? Тело не может заниматься или тешиться болью какого-нибудь одного своего члена; надобно, чтобы все оно страдало, чтобы все оно старалось излечиться. Тело и члены суть Церковь, а Церковь есть как бы сам Христос». «Если ты колеблешься исповедовать грехи, подумай о геенне, которую угашает для тебя исповедь. Итак, если ты находишь (в исповеди и покаянии) после крещения второе средство спасения от геенны, зачем пренебрегать тем, что тебя должно спасти?»[235].

Но самым основным препятствием для покаяния христиан и для обращения многих язычников была привязанность к мирским благам.

Тертуллиан это знает. «Многие удаляются, — говорит он, — от христианской религии более из опасения лишиться жизни… почитая (смерть

) как бы данью природы; но в отношении к удовольствиям прелесть их так сильна, что и мудрейшие люди поражаются ими столько же, как и глупцы, потому что удовольствия составляют приятнейшее очарование жизни для тех и других»[236].

Во имя чего же он учит не увлекаться мирской жизнью и многими ее благами?

У христианства есть свое особое «сокровенное благо», неизвестное миру (Апология, I). Истинные христиане составляют поэтому особый народ, отличный от всякого народа на земле. Обладая своим «сокровенным благом», они переоценили все временные ценности земли. «Мы — тот возлюбленный народ, который создал Бог при конце веков. Он предназначил нас от вечности на то, чтобы мы здраво (по-новому) судили о ценности времени (всего временного), дабы, будучи наставлены в сем божественном учении, отметали все излишества века сего. Мы духовно обрезаны от всех вещей по духу и по телу и должны духовно и телесно перемёт нить правила мира сего»[237].