Очищение местью

Юки с разбегу бросилась вниз. Новенькая вздрогнула, ожидая, что та полетит кубарем вниз. Но Юки с лёгкостью и грацией скользила по льду. Черные волосы и белый шелк развевались, подхваченные ветром.

— Ну же! — Кицунэ со смехом увлекла новенькую следом.

Мир нёсся мимо, сливаясь в яркие пятна. Босые ступни даже не замёрзли из-за льда. Или всё дело в ощущении скорости, ещё и притуплявшем тревогу от слов мудрого буйвола? Вот теперь похоже на волшебство. Как в детстве. Она когда-то была ребёнком… Сильно заколотилось сердце. И тогда новенькая вспомнила, что потеряла.

* * *

Я где-то читал, что частенько неожиданную смерть младенца в Средние века объясняли тем, что это не человеческое дитя, а подменыш, дьявольское существо без души или просто колода с наложенными чарами. Всё лишь морок per se. А настоящего ребёнка забирали тёмные силы. Я думаю, что бабы и есть тот выживший подменыш. И слово «баба» тут относится не к биологическому полу. Ибо я так называю всякую человеческую особь, прошедшую через родовые пути. Это врата, которые ведут в мир слабости и порока. Но однажды я понял, что призван остановить распространение заразы. Когда-нибудь мне скажут спасибо. Сумрак потихоньку опускается на город. Пора выходить.

Вспоминается детство. Тогда у меня не получилось спасти брата. Я ещё многого не знал и не умел. Я не был готов к миссии. Сейчас вспоминаю, каким я был…

Словно наяву слышу оглушительный школьный звонок «тррр». Закончился ливень, колотивший струями воды в окна. Над глянцевыми кронами деревьев робко выступила радуга. Начались каникулы.

Я медленно спустился по ступенькам. Сегодня из Москвы я отправлюсь к деду. А одноклассникам я ничего не сказал, им плевать. Я привык сидеть один на задней парте ряда у стенки. Всегда. Мать, дыша, как локомотив, и выставив вперёд паровой котёл беременного живота, трещала весь день по телефону. Она всегда говорит с кем угодно, но только не со мной. Вечером сяду с дедушкой в настоящий поезд и умчусь подальше от Тоньки, которую по нелепому стечению обстоятельств называл матерью уже десять лет и три месяца. Что может быть глупее родов? Я читал в энциклопедии по анатомии — противно. Но другие разделы мне понравились больше.

Тонька родила меня в шестнадцать лет, и я никогда не видел отца. Помню, что Тонька часто оставляла меня в общежитии. Запертый в полумраке зимних вечеров я водил пальцем по выцветшему узору обоев, представляя что каждый изгиб — это стена между мирами. Но время растворит границы. И скоро останется только белизна медицинского халата. Тонька возвращалась, когда в доме напротив оставалось зажженным одно-два окна. Она скидывала пальто, пахнущее морозом, рядом с моей раскладушкой, и заваливалась спать.

Следующей зимой мать уже снимала каракулевую шубу. А когда растаял снежный саван, обнажив чёрное тело земли, мы перебрались в большую квартиру, и Тонькин живот стал расти. Каждый вечер и утро в этом новом доме я видел человека по имени дядя Миша. Очки в роговой оправе неплотно сидели на его тонкой переносице, всякий раз при виде меня он их поправлял, и мясистые, как у быка, губы дергались в брезгливой судороге. Но чаще всего мы друг друга в упор не замечали, забыла о моём существовании и мать.

После переезда к деду я учился лучше всех в деревенской школе. Обожал биологию и русский язык. Одноклассники такие же, как Тонька не обращали на меня внимание, что бы я ни делал.

Когда поступил в мед в Москве, то жил в общаге — мать даже не предложила вернуться в их с дядей Мишей квартиру.

Однажды я не выдержал и пришёл посмотреть на них. Декабрь близился к концу — время исполнения желаний. Так чем плохо моё? Я только хотел глянуть одним глазком. Тонька возвращалась через детскую площадку. Я её сразу узнал. Хотя фонари светили тускло. С одетой в лисью шубу Тонькой шёл мальчик лет десяти в тёплом пальтишке и валенках. Его бледное личико, красивое и нежное, как у девочки, капризно кривилось, а мать снова говорила по телефону, одному из первых сотовых. На вид настоящий кирпич! По её красной улыбке понятно, что больше, чем ребёнком, она занята разговором и тем, смотрят ли прохожие на ее чудо техники. Пацан уличил момент и поскакал к ледяной горке, где возилась ребятня. Мать сделала несколько шагов и остановилась, разглаживая рыжий мех. Тогда мощный импульс толкнул меня к действию: я подскочил к брату и схватил его. Потом бросился в соседний двор. Не знаю зачем. Тонька с бессвязными криками побежала за нами. Я обернулся. Кажется, она даже телефон выронила в сугроб.