Очищение молитвой

Перед Царскими вратами, на двух табуретках, стоял серебряный тазик, и Протасов подвёл Аслана к нему. Зажёг три свечи по краям, подвинул столик с большим оловянным крестом на нём. Босый, лишь в майке и исподних кальсонах, стоял заросший бородой, со склонённой головой Аслан Алкоев перед иконостасом. Сергей Витальевич, взяв его за плечи трижды дунул ему в лицо, и трижды же перекрестил, затем, поставив Аслана на колени, возложил руку на его темя.

— Господу помолимся! — изрёк Протасов, и начал читать:

— О имени Твоём, Господи Боже истины… — полилась первая молитва чина, а за нею все три запрещения. Аслан послушно стоял на коленях, вслушиваясь в слова, переживая происходящее сним сейчас.

Молитвой «Сый Владыко Господи…» Сергей Витальевич закончил чин и снова трижды крестообразно дунул на Аслана.

— Измени из него всякаго лукавого и нечистаго духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его! — трижды возгласил старик, и, подняв Аслана, молвил:

— Повторяй за мною! Отрицаюсь от тебе сатана, всех дел твоих, всех ангелов, всего служения, и всея гордыни твоея! Отрицаешься?

— Отрицаюсь! — выдохнул Аслан и плюнул в сторону запада.

— Сочетаюся тебе, Христе, Боже наш, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Сочетаешься?

— Сочетаюсь!

И оба они начали читать Символ веры…

Затем Протасов трижды окунул его головой в купель, перекрестил, и поцеловал. А потом, отойдя, вернулся с чистой белой рубашкой.

— Вот тебе, от меня, на крестины. Чего ещё подарить тебе? Надевай-ка, дай Бог в пору!

Рубашка оказалась маловата, жала в плечах и под мышками, еле застегнул её Аслан. Протасов надел ему на шею простой крестик на тесёмке…

— Ну всё. — улыбнулся старик. — Теперь ты наш. Потому и завтрак у нас сегодня праздничный…

На завтрак был чай и хлебцы с вареньем. Аслан торжественно прихлёбывал, ощупывая крестик на груди, и слушал грустную историю жизни старика Протасова. А тот со слезами на глазах рассказывал, что он из церковной семьи, что дед его был дьяконом, отец священником, как расстреляли их в лихие годы на глазах всего посёлка, про то, как ушёл трудником в монастырь, стал служкой, был пострижен, рукоположен, про первый приход, про уголовное дело и тюрьму, как скитался потом по Прибалтике, скрывая то, что он батюшка, как работал где и как придётся, как прибился, почти спившийся к незнакомому молодому батюшке, и тот привёз его сюда, в Сутоки, и как работал все эти годы сторожем. И как скрывал от благодетеля своё священство…

Старик плакал, обхватив свою голову руками, и его слёзы капали на сухарь, намазанный вареньем. Чай остыл, а Аслан гладил старика по голове, понимая, что перешагнул он, чтобы даровать ему, Алкоеву, крещение. Он не знал, что сказать, чем утешить старика, не было слов. А тот бранил себя, самыми последними словами бранил.

— Ну ладно, батюшка, ладно. — сказал Аслан. — До слёз сейчас? Всё изменить можно…

— Ну-ка, постой! Как ты меня назвал?? Батюшка?!

— Да.

— Какой я тебе батюшка!!! Сторож я церковный, бездна греха! Отщепенец, пьяница и трус — вот кто я!

— Э нет, отец Сергей. Ты священник — вот кто ты. Если стал — это навсегда, да? Мало ли, какое пути даст тебе Бог! Всё равно, ты — священник. Вот и будь им. Как сегодня. Ты сегодня себя видел, нет? А я видел. Такой ты настоящий. Вот и будь таким. А мне не рассказывай, что жизнь тяжёлая. У меня тоже тяжёлая. Я, может, Родину свою предал, знаешь? Кто знает, как кто к Богу должен придти?! Пока живой, можешь всё изменить, что должен. Когда мёртвый — нет. Вот и меняй, батюшка. Прости, если не уважительно говорю…

— Верно, верно всё, сынок. — смахнул слезу старик. — Надо, надо менять. Вот закончим с тобой мост ломать — и пойдём в Кушалино. Верю, там люди есть! Паду в ноги отцу Паисию — всё расскажу, во всём повинюсь! Слово-то с амвона худым не бывает! Кто теперь человека наставит, в эти-то времена?! Токмо священник!

— Вот это верно говоришь, отец! — кивнул Аслан. — Пойдём. И я с тобой пойду. И всё расскажу им там — какой ты, и кто ты. А завтра с тобой, помогать пойду. Вместе этот мост твой на кирпичи разберём!

Следующие дни, с самого утра, помолившись, Аслан ходил со стариком на мост, и, отобрав у того молот, крушил полотно. Старик далеко не продвинулся — работы было много. Но с приходом Аслана сдвинулась и она, с каждым днём всё шире становилась дыра в мосту. В один из дней, возвращаясь в храм, старик дёрнул Аслана за рукав.

— Пошли-ка со мной. Ещё один свой грех покажу.

Он привёл его в деревню, открыл дверь в покосившийся домишко, и провёл внутрь. Аслан недоумённо посмотрел на старика:

— И что тут?

— А вот. — нагнулся Протасов, открывая лаз в подпол. — Глянь.

Аслан глянул — и обомлел: в подполе рыскали мертвецы. Клацая зубами, они пытались ухватиться за лагу пола — три мертвицы и мальчик-подросток.

— Что это, отец? — отшатнувшись, вскрикнул Аслан.

— Соседи мое, сынок. — утёрся обшлагом телогрейки Протасов. — Я им сюда заховаться сказал, да только не знал, что мальчонка-то, Вадик, укушенный уже. Ну и вот…

— Надо их упокоить, отец. — заключил Аслан.