Очищение молитвой

Так прошла неделя — или около того. Прочитав от корки до корки Библию, Аслан жадно углубился в Жития Святых, труды подвижников церкви, наставления мирянам, выложенные на столике перед его ложем стариком Протасовым. К этому времени Христос для него стал уже вполне реальным, живым человеком, и мудрствованием о том, был ли он реально, жил ли — для Алкоева такого вопроса уже не стояло. Он даже не задумывался о нём ни разу, он просто читал, воспринимая прочитываемое крайне серьёзно. Глубины древней православной религии потихоньку становились понятными, странные и непонятные вещи — ясными и определёнными. По мере вживания в этот мир, болезнь Аслана медленно отступала, кашель, изводивший его в первые дни пребывания тут, терзал всё меньше, а тут и стих. Несколько дней назад Аслан удивлённо осознал, что вывихнутое при аварии плечо уже не болит, сустав вполне свободно движется, и, что странно, первой реакцией на это открытие было благодарение Богу:

— Слава тебе, Господи! — выдохнул Аслан, и сам себе удивился, насколько по-православному прозвучала эта благодарность.

Остаток дня Аслан бродил по храму, вглядываясь в иконы, образа и роспись на стенах и потолке. Они уже не казались ему чужими и незнакомыми. Вот Николай-угодник, вот — Сергий Радонежский, вот тут — Святитель Пантелеймон, рядом с Казанской. А росписи… все эти сцены, он читал о них, все они знакомы! Аслан бродил, вглядываясь в эти лики, и думал. Много думал.

А когда старик Протасов вечером заскрипел дверями, вернувшись со своей «работы», Алкоев огорошил его:

— Дед Сергей, а какой сегодня день, а?

— Да какой? — почесал жидкие волосёнки Протасов, на лице которого уже оформилась белая, благообразная бородка. — Седьмое октября, вроде как. А ты что же — встал? Ну, как ты?

— Да слава Богу. — ответил Аслан. И вдруг резко спросил: — Что надо, чтобы креститься? Хочу!

Сергей Витальич даже опешил как-то. Удивлённо зыркнул на Алкоева, медленно опустился на лавку.

— Вот те на! — почёсывая бороду, удивлённо выдохнул он. — Дело-то хорошее… да как?! Батюшка, ить, нужен…

— Ты крести меня, дед Сергей. — выдал Аслан. — Я читал там… в книге. Если совсем плохие дела, угроза жизни там, или ещё что, если и священника нет — всё равно можно. Нужен человек крепкой веры, знающий чин.

Старик молча глядел в пол, сидел так минут пять, а Аслан — ждал. Потом Протасов поднял на него глаза:

— Это можно, да. Раз такой случáй, то… Вот только креститель из меня никудышний. Грехов на мне, что блох на дворняге. И-эх! Ты бы знал только, как тянут оне…

Но Аслан перебил его рассуждения:

— Мы двое живые. Я и ты, отец. Крести меня, прошу. Ты веру имеешь.

— Я-то имею, сынок. Да в душе — отхожее место имею тоже. Давай-ка вот что: околемаешься, пойдём с тобой в Кушалино. Там большой храм, и батюшка святой, почитай, жизни. Монах. Тогда… — хотел продолжить свою идею Протасов, но Аслан закачал головой.

— Нет. Ты меня крести, отец. Сам говоришь, не знаешь, выжил там кто, или нет. А если нет… каждый день теперь смерть встретить можно. Крести меня.

— Ну что тебе сказать, упорный?! — махнул рукой старик. — Окрещу. Как можно отказать, когда вокруг конец света? Может завтра и… эх! Готовься. Ну-ка, вот, это почитай…

— Да готов я. — остановил старика, пытавшегося найти брошюрку на столике, Аслан. — Всё выучил.

— Выучил? — ехидно посмотрел на него дед Сергей. — Ну тогда скажи мне, на чём наша вера стоит?

И Аслан назубок прочитал ему Символ Веры. Выслушав, старик, кивнул — молодец, мол. Но снова спросил:

— Ну, а главное-то что?

— Любить Бога больше себя самого. Людям помогать бесплатно. По заповедям жить. Не грешить… — начал было перечислять правила богоугодной жизни, но Протасов остановил его:

— Это всё так, всё верно ты выучил. И разобрался. Послушай теперь, что Серафим Саровский в наставление православным сказал, да накрепко запомни. В этом и есть вся цель жизни мирянина. Да и инока тоже.

«Стяжи дух мирен — и тысячи вокруг тебя спасутся!» — воздев палец доле продекламировал с огнём в глазах Протасов. — вот тебе истина, Аслан. Держись её. В ней — все заповеди Христовы. Но это непросто, ой как не просто. Ну да ладно, что уж… Постись три дня, Аслан. А теперь — давай-ка спать. Утро вечера — мудренее…

* * *

В то утро Протасов поднял Аслана по первой зорьке. В окна храма глядела тьма, и они первым делом разожгли свечи и лампады. Храм осветился мерцающим тёплым светом. Сам Протасов был одет в простую чёрную рясу, с шитой золотом епитрахилью и поручами поверх, и Аслан удивлённо спросил:

— Отец! Разве ты священник?

— Был, сынок. — помогая подняться ему, ответил Сергей Витальич. — Был когда-то. Да жизнь так сложилась, что…

— Так почему же ты… — спросил было Аслан, глядя во все глаза на торжественно одетого, такого незнакомого теперь старика, но тот приложил свой палец к его губам.

— Потом, Аслан. Всё потом. А теперь ступай-ка вот сюда, к купели.