Очищение молитвой

— Или креста не носите?! Что творите, воины?! Что?! Божий суд — своим, портяночным заменить вознамерились?! Не бывать тому на кушалинской земле! — гремел голос настоятеля. — А ты-то, Фёдор!!! Куда смотришь?! Не стыдно ли?!

— Дак ведь это… батюшка… — попытался найти слова оправдания Срамнов, хотя, если разобраться, оправдываться ему было не в чем.

— «Дак»! «Ведь»! — передразнил его отец Паисий, наступая на него, словно тяжёлый немецкий танк. — Словно не знаешь нынешней цены жизни человеческой!

Но тут, словно неприступный бастион, закрывая отступающего под напором батюшки Срамнова, перед отцом Паисием вклинился капитан Гамишвили. Вытянув вперёд руки, он как-бы ограничил пространство между собой и рвущимся вперёд старцем.

— Отче! Одну минуту, хорошо? Дайте сказать. — попытался понизить градус шквальной атаки Звиад.

Отец Паисий опешил от такого, замер, с прищуром уставившись в глаза капитана. Редкий человек выдерживал такой вот взгляд батюшки, опускал глаза. Но Звиад был не из такого теста. Видимо, поняв это, отец Паисий отступил на шаг, и, махнув, рукой, спокойно уже, как всегда, вымолвил:

— В Кушалино казни не бывать. А если есть, что сказать, капитан — говори.

— Хорошо. — сделав руками послушный жест, ответил Звиад. И, подумав самое большее пол-минуты, продолжил, кивнув на Фёдора. — Срамнов тут не причём. Наоборот, он меня отговаривать приехал. Только вот, отче, отговаривать меня не надо. Ты говоришь «человек», «люди», «жизнь», отец. Мы не с Марса, цену сегодняшней жизни мы знаем. Потому и привязали эту тварь, вон, к дереву. А знаешь ли ты, батюшко, кто это? Вернее сказать — что?!

— Пока я вижу испуганного, истерзанного, но ещё живого человека. — пусто ответил ему на это священник.

— Человека?! — удивлённо округлил глаза Звиад, подавшись к отцу Паисию, и, и практически в лицо старику, продолжил: — Я бы не торопился с определениями, не владея информацией! При всём уважении к Вашим годам, мудрости и сану, позволю себе донести до Вашего сведения — это монстр. Каких свет не видывал, и, если хотите, чёртовы ходячие покойники по сравнению с ним — дети малые! Хотите знать, что это за фрукт?! Так я расскажу Вам!

Народ, шаг за шагом, придвигался к беседующим на повышенных тонах командиру военных и сельскому настоятелю, а на данный момент — топтался уже в двух шагах, образовав вместе с подошедшими солдатами, плотную стену вокруг этих двоих, да Фёдора, взявшего на вооружение стратегию побольше слушать и поменьше говорить. Расталкивая сельчан с солдатами, сквозь толпу протиснулся только что притопавший на площадь Русков:

— Что тут у вас?! Что затеваете?!

А батюшка и капитан не унимались, бомбардируя друг друга встречными словесными атаками.

— А стоит и рассказать! — обвёл рукой окруживших их людей отец Паисий. — Коли решил человека на смерть отправить своею волей — стесняться тут некого!

— А и расскажу! И бойцы мои соврать не дадут! А раз на то пошло, и как Вы говорите, батюшка, в Селе у вас демократия, етить её мать — вот пусть люди сами и скажут, как надо поступить с этим упырём! Вот так мы и сделаем!

— А ну-ка разойдись! — ввинтился в перепалку Фёдор, раздвигая руками сжимающуюся толпу. — Ну, дайте капитану трибуну! Говори, Звиад!

Шёпот и гул голосов как-то сраз умолк, когда капитан Гамишвили обвёл собравшихся цепким, орлиным взглядом.

— Слушайте! — поднял вверх руку капитан. — Я, капитан российской армии Звиад Гамишвили, как старший, из оставшихся в расположении части офицеров, являюсь командующим гарнизона авиацентра боевого применения в Торжке! Я православный! Я в Бога верую!!! — практически выкрикнул он, и люди, стоящие вокруг, одобрительно закивали. Звиад, отмахнувшись рукой от каких-то слов, которые собирался было сказать, замолчал на минуту, а потом, уже тихо, продолжил. И вот каким был рассказ капитана: