Но забот хватало и у Углова. Правда, в угаре деловой активности его контакты с милицией как бы отошли на второй план. Товару пропало на очень значительную сумму и исключительно по его вине. Непредвиденных обстоятельств мафия не признавала. Надеяться на прощение долга, хотя бы частичное, мог только наивный. Косо глянул Павел Петрович, когда Углов заикнулся о том, чтоб хотя бы ожидаемую прибыль с него не требовали. Товар-то не реализован, откуда прибыли взяться? Павел Петрович искренне поразился: «Ты, брат, что ли, хочешь списать по себестоимости? Так у нас не государственный сектор. Видно, ты и взаправду себя директором почувствовал. Вот тут у нас как раз и совет трудового коллектива в полном составе, так что разжаловать тебя недолго. Уж извини, но убытки возместить придется». За его спиной подхалимски ухмылялся Георгий.
Можно и не трепыхаться. Взяли за горло. Прессуют со всех сторон. Давай теперь, изворачивайся, чтобы в лепешку не сплющили. Разговор тут короткий, и на ходу не соскочишь, разве что под колеса. Жил же себе, воровал в одиночку, без суеты, и в общак долю внести никогда не отказывался. Понятно, миллионы не хватал, но и не бедствовал же. Какой смысл уродоваться ради мошны? Украл – трать себе на радость. Рано или поздно все равно тюрьма. И ежу понятно – чем чаще ходишь на дело, тем риску больше. Да и «почерк» в милиции известен до тонкостей. Жаль. На этих «почтовых ящиках» олух на олухе сидит. Разбаловались – охрана у них, видите ли, электронная сигнализация! Конечно, за госимущество порядочно дают, но к «стенке» не прислоняют. Нет, он, Углов, никогда раньше не совался в подрасстрельные дела! Украсть, аферу построить – это дело… Да, показал-таки Павел Петрович, кто здесь главный. И от сладкого бывает оскомина. А вот за историю с мальчиком точно могут «разменять». Все, казалось, рассчитал, да, видать, не до конца. Верхнее чутье подсказало, что боссы мафии недовольны. Когда полжизни прошло в уголовном мире, курсов психологии не требуется. В добродушном взгляде без запинки читаешь угрозу похлеще, чем в автоматном стволе. Но как было пройти мимо? Там, на толкучке этой автомобильной, «зверь» горный сам в руки шел вместе со своей новехонькой снежно-белой «девяткой». Доллары ему, козлу, подавай! И как натурально возмущался: «Такого еще не было! Как это – ребенка в залог? Мы народ честный, сказал слово – камень!». Вот и кинул его на свою голову. Отдал ему мальчишку, а потом, своими же руками, – все, что за год наворовал. Да сгори они, эти деньги! Лучше бы в унитаз их спустить, чем к пацану этому прикасаться. Сам себя под расстрел подвел! Но как же было устоять, когда за спиной такая крыша! Крыша… Крыша как раз и завалилась. Пацана жалко, что поделать. Но себя – жальче…
Не по-сентябрьски сырой и промозглый вечер. Транспорт лавиной прет по трассе. Поток в Москву – более интенсивный. Едва не доставая друг друга бамперами, машины суетливо перестраиваются, меняют ряд, обгоняют. Из столицы поток движется спокойнее, словно копя силы перед дальней дорогой. Здесь много профессионалов, дальнобойщиков, для кого дорога – жизнь, и, как ни торопись, время быстрее не побежит, а укорачивать отпущенное никому не охота.
В белесом сумраке габаритные огни на кабинах автопоездов сливались в прерывистые строчки. Чем ближе к условленному часу, тем напряженней становились лица команды, готовившейся к встрече. Две черных «волги» прикрывали юркий светленький «запорожец», на котором не задержался бы ничей взгляд. Однако двигатель от «шестой» жигулевской модели придавал невзрачной «мыльнице» некоторые дополнительные – и довольно ценные – свойства.
Мастер – золотые руки, специалист по волшебным преображениям угнанных машин и прочим техническим нуждам мафии, отрекомендовал Углову свое творение: «Зверь – машина. Если водитель нормальный – „делает“ на трассе и „девятки“, и иномарки. Про город и говорить нечего. Верткий, неприметный – чего тебе еще надо? Конечно, девок катать на „мерседесе“ сподручнее. Но по сухому – лучше этой машины и не надо. Зимой, конечно, – ставь на прикол, с печкой беда. Нету ее вовсе. Ставить некуда. Ну да ты парень битый, до зимы заработаешь – будет у тебя и „мерседес“. Ко мне от станка не приходят. Налить тебе? Ну-ну, ГАИ боишься? Да они „мыльницы“ не трогают. Я, бывало, вдребезги за руль садился, а никто не берет, аж обидно. Его за машину не считают, тебя – за человека. Знали б легавые, сколько эта тележка повидала… Нет, деньги ты убери. Уже уплачено. Шеф сполна рассчитывается, а сверху я не беру – не кусочник. На водку хватает».